Кшатрийское мировоззрение и мироощущение мало свойственно современному миру и его редкие проявления всегда вызывают интерес. Особенно, когда это происходит в синтезе с православной традицией. О вопросах воспитания война, традиционалиста и православного христианина беседуем с руководителем челябинского военно-патриотического молодежного объединения "Воин", протоиереем о. Игорем Шестаковым.
Как вы пришли к евразийству? Что подвигло на такое решение.
Я думаю, что путь, который привел меня к осознанию необходимости мыслить пространством был вполне понятен и логичен. Я закончил Челябинский государственный университет, исторический факультет. Когда я учился, это были годы уже заката советского мировоззрения, если можно так сказать, это были годы, которые предшествовали крушению основных идеологий, то есть когда начала рушиться уже перестройка, первые камни пролетали с ее верхних этажей, но мы все-таки держались за счет инерции. И я очень благодарен богу, что именно в это время я учился. Учись я пятью годами раньше такого интереса, например, к изучению истории, мне бы не привили. Может быть, привили бы что-то более костное, и как раз в этот период 85-86 год резкий всплеск интереса к нашему историческому наследию, которое было закрыто. В частности, ко Льву Николаевичу Гумилеву. Человеку, безусловно, известному нам во всех отношениях. Книги Гумилева мы читали запоем, это мягко сказать. Я помню, как отстоял огромную очередь для того чтоб получить в спецхране нашей коммунистической челябинской библиотеки «В поисках вымышленного царства». Мне ее выдали на 11 часов, потому, что она была настолько востребована, что мне сказали: «За сколько вы можете ее прочитать? За полдня можете?» Я говорю: «Да, я прочитаю, конечно.». На одиннадцать часов, я как сейчас помню в абонементе мне выдали ее и сказали, что вот пожалуйста, завтра утром вы ее должны принести. На меня книги Гумилева произвели огромное впечатление. Как на историка, прежде всего, поскольку энциклопедизм, широта знаний - они всегда подкупают исследователя. Я знал, например историю написания его книги «Древние тюрки», которую он писал в лагере, по памяти, а когда освободился, то внес всего пять уточнений. То есть это говорит о том, что человек обладал феноменальной памятью и феноменальными знаниями обладал. Сама идея евразийства тогда, честно скажу, не затронула меня. Для меня все это было не более чем построение. Все это я осознал потом, уже когда отождествил себя, скажем так, с большей частью верующих людей, я тогда пришел к православию, это случилось в конце 80х годов.
Глубоко символично, что в тысячелетие Крещения Руси я стал церковнослужителем, затем, через два года я принял уже священный сан. И вот тогда началась по-настоящему большая духовная работа. Работа над собой, работа по осмыслению наследия духовного, которое есть у русского народа, я убедился, что мы обладаем колоссальными знаниями, владеем таким наследием, причем наследием каждой буквой, каждой строкой которого можно гордиться. Нужно гордиться, что это были великие люди. Никогда не забуду блестящую фразу, которую сказал преподаватель Московской духовной академии, Владимир Дмитриевич Юдин, который читает церковную историю. Он сказал что «Мы – карлики, которые стоят на плечах титанов». Действительно, предшествующие нам ученые, это были титаны. По-настоящему величественные фигуры. Интерес как-то к идеям Гумилева у меня ослаб, я занялся церковной историей, мне это было интересно, я открывал для себя какие-то непознанные доселе знания, хотя был острый голод информационный, не было книг. Имена и фамилии выдающихся богословов были на слуху, но никто не видел их трудов. По большому счету, прорыв состоялся ведь не так давно, ну может лет 10 назад. То есть в условиях такого жесткого информационного голода мы жили лет пять, а потом неожиданно все хлынуло. Где-то на рубеже на переломе 97 – 98 год я вновь вернулся к идеям Гумилева. Вернулся, потому, что многие друзья, которые занимались серьезными историческими исследованиями, я всегда увлекался историей кочевых культур, меня чрезвычайно привлекал кочевой мир и благо, что челябинский госуниверситет, в котором я учился, имел возможность его изучать не понаслышке. Куда там не выйдешь, отъехать от Челябинска 20 километров, и можешь начинать копать. С этим никто не поспорит, я думаю, из серьезных археологов, знающих наш регион. У нас как раз отрезок рукава, по которому двигались народы из Великой степи он на территории Челябинской области. То есть сакраментально, что все находится тоже там, на моей родине. И идеи Гумилева снова как-то вернулись, потому, что началась работа со студенческой молодежью, мы пошли в вузы, все говорили, что со студентами надо говорить на понятном им языке. Я вспомнил, что я и сам был студентом. И вот тогда как раз произошло наверное возвращение к каким-то идеям, но раньше, чем случилось возвращение, произошло знакомство с книгами Дугина.
Я человек мало сентиментальный и не отношу себя к разряду людей несведущих. Хотя, должно быть, это и не скромно. Знаете, на меня книги Дугина произвели колоссальное впечатление. Просто потому, что это действительно была новая волна. Причем новая волна не в стиле Hi-Tec. Не так, что вы читаете, и все классно, но где-то вас обманывают. В каком-то там пятом знаке ваше сознание штурмуют. Здесь все происходило совершенно по-другому. Во-первых, я придерживаюсь того же мнения, авторов надо читать на родном языке, я понимаю, что Ницше и Хайдеггер, они в немецком варианте воспринимаются гораздо лучше, чем в переводе на русский язык. Александра Гельевича, слава богу, не надо переводить с русского на русский. Я с большим интересом познакомился с тем, что тогда писалось и говорилось им. Это был толчок, который закономерно привел меня к тому, что я вернулся вновь на тот круг, где были Трубецкой, Алексеев, где был тот же Гумилев, где были какие-то идеи государственности, державности.
Мы вдруг оказались в поле, когда мы увидели, что уже и постсоветское пространство разрушается, то есть деструкция охватила все в своей массе. Я прекрасно понимаю, что материк, в этом отношении, выгодно отличается от острова, потому, что остров всегда может себя ощущать тонущим кораблем, не обязательно плывущим, а материк в этом отношении более позитивен. Поэтому снова эти мысли вернулись. Не скажу, что я уже принял, допустил идею евразийства без ревизий. Напротив очень многие какие-то постулаты я продумывал, я понимал, что не все может устроить меня. Но с другой стороны абсолютно устраивало меня то, что Евразийство – это концепция, которая лежит в одной плоскости с православным мироощущением.
Безусловно, я себя отношу к разряду империалистов. Человек, стоящий на защите традиций? – да, поскольку для меня традиция это жизнь. Я священник русской православной церкви. Евразийство? – да. Пусть даже и с некоторыми оговорками, но да. Поскольку меня чрезвычайно импонировала эта неполитическая идеология. Она не предназначена для захвата власти, ее удержания с целью перераспределения материальных благ, а далее, как говорил великий Ильич, - посмотрим, главное ввязаться в драку. Причем обратите внимание, что в детстве сам Ильич и не любил драться, а в драку втравливать всех любил.
Я очень внимательно прочел книгу Алексеева, с аннотацией Дугина. Книга мне чрезвычайно понравилась, я об Алексееве знал понаслышке. А потом мир настолько парализовал, допустим, русскую традицию и вообще жизнь в русском духе и все остальное, что сомнений никаких не остается и на настоящее время, я думаю, что для меня это чрезвычайно осмысленная концепция, не ради красного словца. Я понимаю, что это работает. Любая система должна быть проверенна – жизнеспособна или нет. Я вижу, что это работает. Работает на постсоветском пространстве.
Насколько это актуально и насколько переходит именно в практику жизни, в том числе политическую практику Евразийского движения в Челябинске? То есть насколько эффективно эта идеология просачивается в структуры, в университеты и т.д. В том числе благодаря вашей деятельности, как это происходит?
Я думаю, что Челябинск в этом отношении более благодатен, поскольку он лежит как раз на том месте, которое можно условно назвать Евразия, по челябинской области проходит граница Европы и Азии. Как бы не называла себя русская государственность, она всегда держалась на духе соборности. У уральцев это дух присутствует. Они понимают, что они действительно опора, что они то, что находятся в центре. Аркаим – древнее языческое городище…
Я думаю, что такие вещи о многом говорят, и как раз именно на территории Челябинской области учебные заведения, и даже в частности тот университет, который окончил я, и его научная элита, этого университета – в большей части это люди евразийских взглядов. Люди, которые считают, что тенденция евразийства динамична, что они развиваются, что они имеют место, и на постсоветском пространстве, что даже постмодернизм мы можем черпать из какого-то свежего источника. Скепсис ученого мира принимать во внимание ненужно совсем. Козьма Прутков говорил – «Односторонний специалист подобен флюсу» - не надо осуждать археолога за то, что он раскапывая какие-то черепки тщательно описывая и выполняя свою работу, может не рассуждая, кто из этих глиняных чашек ел и пил. Этим занимается историческая реконструкция, этим занимаются те люди, которые дают ход этой находке. Поэтому я полагаю, что моя деятельность более заключается в какой-то пропагандистской работе в просвещении.
Сейчас очень многие говорят о кризисе нравственности России. О кризисе духовности, о кризисе личности. Вот во многом кризис личности, потому что не видит народ ни каких векторов. Никаких направлений как жить, зачем жить, почему жить, а жалко, что мышление пространством, самое элементарное, - самый главный евразийский постулат. Самый фундаментальный. Разве это не может быть определяющим разве не может быть определяющим отношение к своей родине как к срединному миру, как действительно к чему-то такому фундаментальному и тоже очень важному? Разве можно выбросит из русской истории православие? Нельзя, но ведь вместе с тем, давайте вспомним, что православие проживало всю ту же жизнь, которую проживал весь русский народ и соответственно, что русская православная церковь имеет точно такой же опыт. Опыт житейский, опыт какого-то гражданского строительства. Почему нет? И в этом отношении я как раз стараюсь действовать именно как человек, который имеет некоторое отношение к просвещению.
Мы имеем такую самобытную доминанту, о которой тоже можно и нужно рассказать, именно в рамках духовного просвещения, потому что для меня, как для пастыря русской церкви очень важно становление современного человека я очень увлекаюсь христианской антропологией и мне близки идеи известных антропологов, таких как архимандрит Керн. Меня как раз волнует становление русской души, становление человека в современных условиях. Потому что мы можем видеть, что продукт нынешней эпохи, он так далек от идеала, что нашим предкам, наверное, было бы за нас стыдно. Мы очень часто забываем, чьи мы дети. От кого мы происходим. В этом ключе я полагаю, что можно здесь соединить и евразийские взгляды, поскольку они достаточно традиционны, и мнение священника русской православной церкви.
Хотелось бы поподробнее услышать в плане деятельности военно-патроитического движения «Воин», которое вы возглавляете и насколько вообще молодые люди, которые участвуют в этой организации, возможно в подобных каких то молодежных объединениях проявляют интерес к евразийству?
Да хочу сказать, что в России была некоторая попытка организации именно молодых людей. Попытка предпринималась и до революции, и после. Я в течении трех лет проработал с бойскаутами, и хочу сказать что в современной России я успехов не видел. По одной простой причине. Отнят принцип. Это милитаристские организации, они должны воспитывать мироощущение в стиле милитари.
Я считаю, что нормальное мироощущение человека-воина это для России – как дышать, поскольку московская Русь состояла как Военный Орден. Все мужчины от 15 до 60 лет были в ополчении. Это было нормально. А если это не государство брахманов и кшатриев в таком случае это государство себя защитить не может. Воин - это есть способ воспитания. Это один из примеров того, как можно сформировать современного молодого человека. При чем без насилия над его личностью. Формирование война, формирование активного отношения к жизни, пробуждение не инстинкта, не животного чувства, не хватательного рефлекса, не принципа, либо всех грызи, либо лежи в грязи. Нет, боже сохрани. Для меня очень важно, чтобы эти молодые люди не потеряли себя как людей, чтобы они были добры, что бы они были сердечны, чтобы они были искренны, насколько это возможно в развитии их личностей. Поскольку я прекрасно понимаю – с меня за них спросит господь Бог. Не столько, даже, сколько с их мамы и папы. Что касается мам и пап. Люди оказались очень не равнодушны, что меня сильно порадовало. На некоторых этапах я даже увидел, что они готовы сыновей домой отправить, а сами побежать по этой полосе. Вот это поколение не пропало, оно принесло плод. Самое главное, что, оставляя принцип добровольности, мы все-таки оставили принцип интереса. Современный молодой человек обладает противоречивой картиной представления. Современный молодой человек, вступающий в этот мир, он порою беспомощен. Он спонтанно реагирует на какие-то его проявления. Воин помогает человеку состояться как личности. Мне вчера в магазине спецоснащения в магазине в городе Москве один молодой человек сказал: «глупости это все, пусть ваши бойцы бросают автоматы и устраиваются на работу». Я говорю: « вы знаете, я вас хочу огорчить. Наши бойцы работают, многие из них состоялись как студенты, люди, которые занимаются вполне серьезными делами, они могут снабжать уже себя. И я очень рад за ребят, мы формируем в них активную гражданскую позицию. Мне очень важно, что бы они не были равнодушными, и ко всему тому, что происходит вокруг, и чтоб они реагировали на это. Вот это я считаю – настоящее достояние воина».
Те ребята, которые желают продолжить воинскую профессию, мы даем определенный толчок. Рассказываем им об армии без прикрас. И говорим им, с какими трудностями им придется столкнуться. Вот сейчас все кричат о судьбе солдата Андрея Сычева, это дело у всех на устах. Да это ужасно, вопиющий факт, такие события они мою работу во многом бьют. Я прекрасно понимаю, не должно этого быть. Бесценное достояние – это наши люди. Вот такая концепция война. Главное у ребят, я не говорю умышленно мальчишек, потому что из мальчиков должны вырасти мужчины, должен быть интерес. Бой скаут – это не интересно. Это все-таки не наше. Это не наша модель воспитания. Пионеры – да. Пионеров хорошо готовили, серьезно. Пионеры бегали, шпионов разоблачали, пусть это было смешно, но это не смешно, для человека в 15 лет это очень серьезно и ответственно. Что для нас кажется детской игрой, для ребят кажется настолько серьезным. И когда ребята приходят, и я вижу со стороны, что бойцы настоящего реального спецназа с восхищением говорят о моих воспитанниках, что молодцы ребята, знаете, это чувство ничем не передаваемое. Для меня важно именно это. Они постоянно находятся в контакте с реальным боевым подразделением, с 3-им отрядом спецназначения, который дислоцировал в городе Челябинск. Настоящая боевая часть. И видно адекватное отношение к ним и офицеров и сержантов, для меня это отрадно и радостно. Не грубая солдатчина, у нас нет насилия над личностью, но вместе с тем, давая им в руки оружие, мы сначала, учим их думать. Куда оружие должно быть направлено, как распорядиться той властью, которая тебе дается во владение. Ну и в заключение могу сказать одно. Я полагаю, что пример воина не дожжен быть локален. Мне было бы радостно найти единомышленников, тех, кто считает также. Я полагаю, что у нас уже не осталось выбора и не осталось другого пути. Либо мы спасем это поколение, поколение Next, либо мы не позволим, мы старшие люди, мы люди прежних поколений, мы несем ответственность за них нам не все равно должно быть мы спасем их мы дадим им правильное направление. сделаем из них не агрессоров, а людей способных адекватно отреагировать на угрозу, на опасность, защитить себя, свою семью, свои дома. Ведь из этого возникает патриотизм.
Христос принес себя в жертву за грехи мира. Мы воины, которые следуют за Христом. Мы есть как раз то ополчение, возглавляемое небесными силами.
Сколько насчитывает людей ваше отделение?
Наше объединение это только сегмент, ассоциация Челябинских военно-патриотических клубов, хотя «Войн» боевая, активная его часть. На данном этапе, порядка из 70 человек состоит наша организация, и очень многие ребята сейчас находятся в стадии становления, то есть они готовы прийти. Сейчас для нас это дело новое, скажу откровенно, поскольку у нас эта работа началась с 2003 года, освоена с 2004, с позапрошлого года, все. Мы работаем очень короткое время, но я считаю, результат определенный есть и у движения есть перспективы.
А как вы относитесь к Евразийской идеи межконфессионального и межэтнического диалога на евразийском пространстве и в частности, каковы взаимоотношения русской православной церкви с мусульманскими общинами в Челябинской области.
Я считаю, что в этом отношении челябинская область может быть если не примером, то хотя бы достаточно комплиментарной в этом отношении областью. У нас сложились достаточно интересные контакты, сразу оговорюсь для сведущих читателей, они не входят в зону литургического общения. Мы не экуменисты и боже сохрани позиционировать себя с этим великим безблагодатным движением. Я сам не разделяю идею экуменизма и не в коем случае не призываю следовать за его весьма сомнительными знаменами. Поэтому здесь складываются сугубо корректные в поле общественного соучастия. В этом отношении мусульмане города Челябинска и челябинской области, несмотря на многие их противоречия, они позитивно могут рассматриваться как участники диалога. И у на есть и взаимопонимание, и, что самое главное, взаимоуважение, я очень надеюсь, что и в будущем челябинская область останется стабильна в этом отношении.
У нас сейчас резко изменилось у властных структур отношение к тоталитарным сектам культам, я не очень люблю, когда их так называют, потому что тоталитаризм это нечто другое. Одно дело, когда людей заставляют, и совсем другое, когда они сами радостно оболванено этого хотят, я бы назвал это скорее деструктивными сектами, у нас сейчас резко поменялось отношение в сторону трезвой оценки их деятельности, и как следствие – зачем они нужны? Тогда как концессии традиционные встречают и помощь, и поддержку и находятся между собой в состоянии нормального культурного диалога. Это без всяких прикрас. Я хорошо владею ситуацией в этом вопросе, поскольку я вхожу в совет при мэрии города, национальных культурных центров и религиозных объединений, религиозных организаций, поэтому я ситуацией владею.
Что же касается идеи евразийства, я рассматриваю это как блестящую возможность.
Не для кого ведь не секрет, что после 11 сентября 2001 года была попытка абсолютной демонизации ислама. И вместе с тем исламский мир не так прост. Мы это тоже понимаем, и вот представьте себе как отрадно было мне слышать, когда один из наших замечательных челябинских преподавателей, ездил в Иран читал несколько лекций в Тегеранском университете, он арабист, знаток фарси и тюркского языка, он говорит, что Иранцы были настолько адекватны, то есть они сказали, что мы им очень глубоко симпатизируем. Не только российским мусульманам, но и России в целом, потому что это хорошая традиционалистская страна. Страна достаточно жесткой модели, ислам, шиитской модели, такой очень тоже традиционной модели. Посмотрите, какая комплиментарность по отношению к России. Это дорогого стоит, потому что мы не столь неблагополучны, как например балканские страны, даже борьба хорватов, боснийцев и сербов – это просто кровавая рана. Народы, говорящие на одном языке, братские абсолютно воюют между собой, совершают геноцид по отношению друг к другу, по профессиональной принадлежности. И не первый год. В этом отношении Россия должна оставаться стабильной. Не стоит смешивать кислое с пресным, но думаю, евразийство в этом отношении показывает хорошую перспективу. Соработничество, взаимопонимание культурного сотрудничества традиционных концессий поскольку наша слава, которую в челябинской области в целом представляют конструктивные деятели. Все то, что объединяет нас, все то, что делает нас союзниками, я полагаю, на благо.
Как вы относитесь к старообрядчеству и в частности к единоверческой инициативе?
Честно говоря, с симпатией, поскольку я в свое время прочел достаточно интересных просветительских книг. Хочу сказать, что дед мой, отец моего отца был старообрядец. Он был старообрядец беспоповец, и для меня такой яркий образ его, образ человека чрезвычайно правильного. Пройдя две войны, в том числе и Великую Отечественную с первого до последнего дня, до последнего своего вздоха, это был человек кристальной честности и порядочности. Я таких людей ни до него, ни после не встречал. Настолько ответственных и настолько серьезно относящихся к тому что он делает, никакого шалопайства он не допускал. Ни грубых слов, ни пьянства, ни курения табака. Хотя это были еще какие-то хорошие годы, но для меня это был очень яркий пример. Только потом, через много лет после его смерти я узнал, что он старообрядец. Но тогда это открыто не говорили. Я понимал, что есть какой-то внутренний вердикт, который заставляет его все это делать, что есть выше просто человеческой черты. Поэтому я отношусь с симпатией и очень много книг прочел, кстати говоря может и с подачи Александра Гельевича обратил внимание на что-то, и с Андреем Езеровым я знаком. Приходилось несколько раз полемизировать. Интересно. История Урала Южного, горнозаводского Урала, неразрывно связанно с историей старообрядчества и единоверчества в частности. У нас есть уникальные памятники единоверчества, которые находятся в такой глуши, но в таких живописных местах, что когда туда выходишь абсолютно понимаешь, почему они туда стремились. Я слышал, что сейчас есть программа реконструкции таких скитов, где очень уединенно жили старообрядцы, отшельники.
Но мы во многом этой истории не знаем. Потому что это относится к России сакральной, к России утонувшей, к России ушедшей. Это Русь канувшая. Град Китеж. Мы только по каким то отблескам можем судить о том величии, которое являли наши предки. К этому в целом отношусь с симпатией. И считаю, что это величайшая трагедия русского народа – раскол. Будет ли она преодолена? Я думаю на все воля Божья. Как воля божья была на то, что все это совершилось, в нашей церковной истории. Так воля Божья на всем почти, что касается грядущего. Но интересно то, что на современных, рождественских чтениях, на которых я присутствовал, это тема круглого стола и конференции: «Старый обряд в истории русской церкви». Причем, обращу внимание, не критика старообрядчества, а именно попытка оценить позитивную сторону древнего православия.
