По Батаю, эротика есть утверждение жизни в самой смерти, разрушение личностной дискретности и обращение к непрерывности бытия, которая вовлекается завораживающей смертью через воспроизводство.

Воля к любви есть воля к смерти, стремление к ничем не ограниченному экстазу предельного опыта.

Смертоносная энергия эротизма в своей разрушительности крайне благоприятна как ведущая к становлению. Неистовая притягательность очаровывающего экстаза причащения всесокрушающей небытийности влечет человека в объятия сплетенных в яростном исступлении Любви и Смерти.

Обратимся же к пылким строкам Жоржа Батая:

«Сущность человека, как она дана в его сексуальности - которая есть исток и начало человека, - ставит перед ним проблему, разрешение которой ведет к безумию.

    Образ этого безумия дан в наивысшем эротическом переживании, в эротическом экстазе, оргазме, властно, наподобие смерти, лишающем человека разума. Могу ли я всецело пережить эротический экстаз, не является ли это смертельно властное чувство предвкушением конечной смерти?

Насилие судорожной радости вырывается из самой сокровенной глубины моего сердца. Это насилие в то же время и есть сердце смерти: оно разверзлось во мне!»

Телесная эротика эгоистична, и вызываемое ею нарушение личностной дискретности овеяно ледяным дыханием убийства. Предощущение притягательной непрерывности вводится страстным порывом в эротику сердечную. И, наконец, в сакральной эротике человек непосредственно соприкасается со сферой транцендентной реальности.

Эротическая деятельность, доступная человеку, в отличие от сугубо животной сексуальной репродуктивности открывает осознание смерти, непосредственное причащение которой возможно через эротику, противостоящей воспроизведению рода. Обезьяна отличается от человека неведением смерти,  ровно как и смущения перед ней и сексуальной деятельностью.

С тех далеких времен, когда труд, основа разума и познания, вырвал человека из животного мира, ему стали ведомы ограничения сексуальной активности, как мешающей установленному порядку необходимой трудовой деятельности. Запрет необходим для установления невозмутимой ясности объективного мира, он устраняет ярость, ведущую к имманентной непрерывности.

Трансгрессия не разрушает запрет, а преодолевает, сохраняя, ибо его низвержение означало бы дегенеративный возврат к животному состоянию.

В «Проклятой части» Батай пишет: «Переживающему внутренний опыт эротики следует быть не менее чувствительным к тревоге, на которой основан запрет, чем к желанию, которое ведет к его нарушению».

Парадоксальность необходимости примерить столь противоречивые вещи, как запрет и трансгрессия, соблюдение закона и его нарушение, лежит в основе чрезвычайной сложности сообщения внутреннего опыта, вне сферы которого эротика и религия остаются для нас закрытыми, так как этот опыт не может быть приобретен при отстраненных отношениях субъекта и объекта. Лишь при интеграции вовнутрь возможно это глубинное постижение.

"Сакральное - тот бесконечно редкий миг, когда извечная часть, которую несет в себе всякое существо, вступает в жизнь, захватывается всеобщим движением, вступает в него, реализуется".

Это слова Колетт Пеньо, более известной как Лаура. Та, что разделила с Жоржем Батаем религиозно-сверхчувственную мистерию, не мыслила сакрального в отделении от социального, так как сакральное есть не что иное как "сообщение, ощущаемое как нагота". «Вообразите корриду для себя одного».

Свой текст «Сакральное» Лаура передала Батаю, будучи пожираемой предсмертной агонией. Её слова, неимоверным образом совпавшие с его собственными, записанными несколькими минутами ранее, стали для него ослепляющим откровением пронзенных друг в друга душ.

В тексте Батая «Могила Лауры» есть такие слова:

«Пламя бытия перекидывается в ночи от человека к человеку, оно полыхает во всю силу, когда любви удается разметать стены той темницы, в которой сидит человеческая личность: но нет ничего величественнее, чем брешь, сквозь которую два существа узнают друг друга, ускользая от той пошлости и обыденности, которые привносятся в жизнь идеей бесконечного. Кто любит замогильно, имеет, по крайней мере, право освободить в себе любовь от человеческих пределов, и, не колеблясь, наделить её невообразимым ни для чего другого смыслом».

Любовь как воля к транцендентному единению не может быть окончательно реализована в мире проявленных форм, поэтому всегда являет собой отблеск первопричиной неделимости. Тоска по Источнику, стремление к возвращению заставляет человека с ненасытной жадностью бросаться в алхимическую печь.

Непрерывность, проявляющаяся в смерти, вступает в пассивную оппозицию к желанию человека продлить собственную дискретность в бессмертии.

Но Лев Толстой говорил о том, что «единственный смысл существования человека - это совершенствование своей бессмертной основы, а все другие формы деятельности бессмысленны по своей сути, так как связаны с неотвратимостью гибели».

Гибель и Смерть, столь родственные структуры, все же кардинально отличны в одном: если гибель означает  утрату материальной (а возможно и не только) воплощенности, то в смерти открывается божественная имманентность, через преодоление которой возможен выход к  своей бессмертной сути.

Во все времена эротическая деятельность, через которую достигаются измененные и сверхъестественные состояния сознания,  являла собой неотъемлемую часть сакрального.

Мистический опыт в своем отрицании вещи являет собой негацию позитивной теологии и проявляет равнодушие к утверждению жизни в самой смерти.

В «Проклятой части» Жорж Батай пишет:

«Эротическая деятельность - прежде всего безудержность жизни, её вершина, высшая сила и интенсивность которой обнаруживаются в тот миг, когда два существа соединяются, сплетаются, увековечивают себя. Это и есть жизнь, ее воспроизведение; воспроизводя себя, жизнь выходит из установленных берегов: избытком своим, бьющим через края, жизнь достигает наивысшего исступления. Это скрещение тел, извивающихся, изнемогающих, низвергается в бездну сладострастия, оно противится смерти, призванной позже обречь эти тела на немотство разложения.»

Маркиз де Сад, которого Гийом Аполлинер назвал самым свободным из живших когда-либо умов, в своих произведениях воплощал принцип абсолютной суверенности, недосягаемой в реальности.

Суверен пребывает по ту сторону пользы, предаваясь потреблению сверх меры и безудержной трате.

Он противопоставляет себя миру труда с его обусловленностью пользой, утверждаясь в принципе тотального отрицания. Если в давние времена право на суверенность предоставлялось народом царю, воплощающему недоступное им, то в наше время её отголоски можно обнаружить в уголовном мире.

"Сад знал только одну логику - логику чувств", - констатирует Альбер Камю. Но ему можно возразить, ибо абсолютная суверенность, выраженная в персонажах Сада, в конечном итоге уничтожает эмоционально-чувственный аспект, погружая в тотальную изоляцию и направляя за пределы пределов.

Проиллюстрировать эту мысль можно словами, которые вложил Сад в уста министра Сен-Фена из романа «Жюльетта»:

«Единственная  наша  вина – наша нерешительность, посему, милая девочка, подними выше голову и  шагай  вперед без страха. И оставь скучнейшей части человечества глупые сказки о том,  что праведность и скромность должны сопровождать плотские наслаждения,  ибо это злостное  заблуждение. Наслаждаться  по-настоящему  может  лишь  тот, кто преступает все пределы, и доказательством тому служит тот факт, что  надобно нарушить  общепринятые  правила,  чтобы  удовольствие  стало именно удовольствием; шагай вперед, круши все на своем  пути,  и  возбуждение твое будет возрастать с каждым твоим шагом; ты не сможешь достичь цели своего путешествия до тех пор, пока брожение  чувств не дойдет  до кульминации, покуда не  дойдешь до последнего предела  того, что способен  выдержать человеческий организм; только  тогда  твои  нервы  сгорят  дотла,  придут  в состояние, близкое к параличу, превратятся в сплошную конвульсию, которая  и есть высшая  бесчувственность,  то    есть абсолютное отсутствие чувствительности».

Это финальная трансгрессивность, где исчерпывается даже ярость. Остается лишь воля к небытию, ибо достигшее своего апогея отрицание других становится отрицанием самого себя, наотрез вычеркивая любую форму бытийности.

Самое время вернуться к Марии де Нагловской, основательнице школы сексуальной магии "Золотая Стрела" и её Учению Третьей Эпохи Троицы, опубликованной в её трудах "Священный обряд Магической Любви", "Свет секса" и "Тайна повешенного".

 В основе этой доктрины лежал принцип троичности Божества:

Первый аспект Троицы – Отец. Он есть падение и исток разделения и множественности. Это Мужской Принцип, воплощающий акт отрицания Единого Разума. Отец – это плотская любовь.

Символ еврейской религии - Религии Отца - жезл, скрытый в ковчеге. Ее мораль покровительствует воспроизведению вида.

Второй аспект – Сын – противник Сатаны – есть воля вселенского воздаяния. По Учению Нагловской, он отделён от Отца и двойственен. Сын – не Мужской и не Женский принцип, он пребывает за границей божественных полов, воплощая собой любовь к нереальному.

Символ христианской религии - Религии сына - это с одной стороны крест, с другой - меч: воздержание от полового акта и презрение к жизни.

Третий аспект Троицы – Мать – возвращение к Истоку после финальной битвы и примирение в Сыне дух его противоположных сторон – христианской и сатанинской соответственно. Мать рождённая от Отца и Сына, заключает в себе их обоих. Мать тройственна. Она восстанавливает Мужской принцип в обратном смысле, т.е. утверждает отрицаемый Отцом Единый Разум. Любовь Матери направлена на духовное развитие. Миссия Матери – остановить битву между Христом и Сатаной. По завершению Миссии Матери, наступает Миссия Отца. Таким образом, Циклы непрерывно сменяют друг друга, обуславливая появление трёх типов религий и, соответственно, типов цивилизаций. По Учению Нагловской, мы живём в Третью Эпоху и сейчас следует говорить о Религии Матери, символ которой  - стрела, направленная к небу. Она устанавливает Золотую мессу, прославляющую подлинную любовь тела, для того, чтобы освободить от нее обновляющий и восходящий дух, который способен творить на земле все новое.

Ритуалы, проводимые Нагловcкой, представляли собой лишь предварительную подготовку к «Золотым мессам», включавшим в себя музыку, танцы, причащение вином, и заключительный ритуал совокупления, которые совершали 20 пар. Сексуальное возбуждение при этом заменялось «мистическим», а освобожденная в результате ритуала энергия использовалась для различных магических целей.

Мария де Нагловски считала что пройдет еще несколько поколений, повлекших за собой глобальные политические и социальные изменения, прежде чем эпоха Матери окончательно вступит в свои права и полноценные «Золотые мессы» будут возможны. До того времени на её учеников возлагается ответственность сохранить это учение и в нужное время возродить. После её смерти практику «Испытания Повешением» продолжил кружок «Christ-Roi», однако существование его длилось недолго. Также трое из её бывших учеников продолжили исследования эротической мистики, но в целом учение со временем было предано забвению.

Нагловская считала себя Великой Жрицей Храма Третьей Эпохи, чья основная миссия состояла в подготовке специально обученных жриц - "софиалий", "авангард матриархата".

Она говорила: «Служение Софиалий просто необходимо, чтобы восстановить изначальную полярность пары, как неотъемлемой основы общества, живущего в Третью эпоху Троицы».

Если во времена патриархата главенствующий мужской принцип был ответственен за прогресс, трансформацию, подчинение Жизни индустриальным реформам, то на женщин в Третью эпоху Троицы ложится ответственность за остановку неумолимого апокалиптического ускорения этого яростного завершающего цикла, за сохранение Жизни

Лишь после утверждения равенства в правах с мужчинами и признания привилегий, женщины смогут взять на себя ответственность за написания кодекса Жизни. 

Вот описание посвящения мужчин в степень Служителей Двора:

«Квадратное помещение, стулья придвинуты спинками к стенам, чтобы освободить пространство посреди зала, а также один угол, где расположена ширма и небольшой круглый столик с тремя ножками. В центре – покрытый тканью алтарь, ориентированный по оси Север-Юг. Появление Софиалии и ее служительниц провозглашает один из служителей, в чьи обязанности это входит в этот день. Он же сопровождает их за ширму. За ширмой, Мария и служительницы раздеваются и снова являются перед присутствующими в длинных белых рубашках, надетых на голое тело. Сама Мария облачена в золотистое одеяние.

Она подходит к алтарю, установленного напротив рисунка на стене. На рисунке изображен треугольник, вершина, левая грань и основание которого – светлые, а правая грань затемнена.

Сосредоточившись, Софиалия напоминает присутствующим цель ритуала, который будет происходить, затем следует небольшая пауза, во время которой звучит отрывок какого-либо классического произведения или один из участников читает небольшое стихотворение.

Затем идет представление посвящаемых.

Затем, Софиалия ложится на алтарь, а служитель наполняет один из серебряных кубков вином и протягивает его посвящаемому. Тот ставит кубок на лобок Софиалии и дает торжественную клятву (текст которой приведен ниже), а затем выпивает содержимое бокала.

Первой степенью посвящения для мужчин был Служитель Двора. Эта степень позволяла принимать участие в ритуалах «Открытия тайн символов на квадрате храма Жизни, стирая с них белую пыль мифов, которая их покрывает». Тайное имя служителя открывалось ему лишь в конце, при появлении перед ним Госпожи. Текст клятвы, которую необходимо были произнести, был следующим:

«Согласно моей воле, человека свободного и здравомыслящего, я принимаю доктрину Третьей Эпохи Троицы, изложенную Марией Нагловской, великой жрицей храма Третьей эпохи.

Я признаю, что две предыдущие эпохи: иудаизм и христианство завершены, и в моих руках два горящих факела: факел разума и факел сердца.

Я клянусь приложить все усилия, чтобы возжечь в себе, с помощью девственной и чистой любви Женщины, третий факел - Факел секса или света Люцифера, возрожденного Сатаны.

Я запрещаю себе растворяться в нечистом лоне. Я выполню ритуал Природы, согласно учению третьей эпохи, которое не приемлет извращенных истолкований и дает мудрый совет уважающему себя мужчине быть Просветленным Господином, а не рабом женщины.

Я приму участие в посвятительном эротическом действии, которое преобразит жар в свет и пробудит Люцифера в таинственных потемках мужского естества.

Я прочитал и ознакомился с двумя книгами, содержащими основные доктрины третьей Эпохи – «Свет секса» и «Тайну повешенного».

Я принимаю это крещение с благоговением, радостью и признательностью».

Эдейтические корни ритуалов, которым обучала Мария де Нагловская,  уходят в Вама-Маргу, Тантру Левой Руки, использующей для достижения освобождения все возможные средства физического проявления. Шактизм, как принцип всепроникающей животворящей энергии, является фундаментальным для тантрической садханы и перекликается с мылью Батая о том, что лейтмотивом гнозиса можно назвать концепцию материи как активного начала.

Женщины занимают в тантризме особое место, так как именно через них максимально выражает себя Шакти, пребывая в космической Йони и в Йони каждой женщины.

Вот какое описание Шакти предоставляет в своей работе «По следам женщин-воительниц» Лин Уэбстер Уайльд:

«Шакти… передает качества этой энергии: эротическая, неистощимая, пленительная, пугающая, чувственная, разрушительная — божественная женщина в действии… это активная энергия, и ее четко передают фигуры критской богини-змеи или статуи танцующей Парвати, которые вы можете увидеть в местном индийском ресторане. Это не плодовитая, сонная, мирная энергия земли-матери, столь любезная ее сентиментальным поклонникам. Это яркая, обжигающая жизненная энергия архетипической женщины, выражена ли она в божественной или в человеческой форме».

Такой аспект тантризма Левой Руки, как сексуальные практики, представляют собой алхимическое Великое Делание, ставящее своей целью обожествление адепта при жизни. В майтхуне посредством приобщения к божественной непрерывности через партнера происходит постижение изначальной, высшей бытийности. Крайне важным является также и то, что к подобным практикам допускаются лишь адепты, достигшие уровня Вирья, ибо для человека, поглощенного страстями, всем своим существом вовлеченного в бурное кипение жизни, они будут носить разрушительный и дегенеративный характер. Подобная избирательность и повышенные требования к последователям свойственны практически всем учениям и структурам, работающим со столь опасной энергией как энергия сексуальная. Свет на социальный запрет проливают также и слова Вильгельма Райха: «Сексуально пробужденная женщина, сознающая и утверждающая себя в этом качестве, будет означать тотальный крах всей авторитарной идеологии».

Необходимые качества Вирья – «радость в Духе, преданность женщине и контроль над органами чувств». К ним обращены слова «Йони-тантры»: «Без соития нет освобождения. Экстатично почитай обнаженную Йони!». Адепт должен быть «опьяненным любовной страстью» при хладнокровии разума, в агамах говорится что «нет греха хуже бесстрастия». Исключается похоть, остается возвышенный эротизм.

Радикально индивидуализированный адепт через нарушение социальных табу и интеграции вызывающих ужас и отвращение теневых сторон бытия достигает абсолютной свободы целостного восприятия. Достигая баланса, он находится в сокровенной точке пересечения горизонтали и вертикали, в сияющем неподвижном сердце мандалы, где нет больше низа и верха, правого и левого, страстного обожания и презрительного отвержения, ибо все принимается как божественная манифистация любовной игры Шивы и Шакти.

Метод випарита-карами, или обратное действие, признается единственным средством быстрого освобождения в Кали-Югу.

Сексуальная магия как система духовной трансцендентности с экстрасенсорными аспектами представляет собой западный аналог тантризма.

У Петера Кёнига имеется такое утверждение : «И маг, и гностик догадываются, что сексуальность может быть ключом или вратами, открывающими доступ к иным реальностям».

Работая с сексуальной энергией, практик должен оставаться отстраненным, не позволяя неустойчивому эмоциональному плану и неизбежным в межличностных отношениях неурядицам нарушить святость сакрального соития.

Жорж Сен-Боннэ писал:

«Внимание! Не о сладострастии речь, но о трансцендентности… [...] Магическая операция, совершённая в половой сфере и посредством сексуального воздействия, более доступна и плодотворна… Но будьте осторожны! Мы говорим «половая сфера» и «сексуальное воздействие» так же, как могли бы сказать «эротическое напряжение». Но мы не говорим этого…

Речь идёт об исследовании потенциала, а не об удовольствиях. Речь идёт о том, чтобы обрести силы для использования их не на обычном уровне, но сверх него, если не для сублимации, то, по меньшей мере, для сдвига, переноса, перехода и перемещения… Полагаю, все они понимали: в начале системы или процесса, о котором мы говорим, имеет место преодоление похотливой, сладострастной или распутной сексуальности и необходимый отказ от неё в пользу сексуальности разоблачённой и невинной, очищенной, трансцендентной… [...] Нам превосходно известно, что эти процессы хуже поддаются практическому применению. Утверждать обратное означало бы лгать, что, впрочем, ни к чему бы не привело. Поэтому лучше сказать – всегда следуя истине – что в случае применения сексуальной магии ради извращённых, непристойных, бесчестных и даже хотя бы двусмысленных целей она неизбежно обратится против оператора. Далее мы увидим как, почему и по причине какой необратимой механичности это происходит, однако безотносительно того, что люди называют моралью…»

Основным трудом по сексуальной магии является Corpus philosophorum totius magiae, приписываемый Джулиано Креммерцу, или, по причине до сих пор не установленного с точностью автора, обозначенный как труд Псевдокреммерца под названием «Слюна луны. Документы о сексуальной магии».

Предложенные в нем техники основываются на синтезе сексуальной магия, алхимии, каббалы и христианской метафоры, введенной для расширения нравственных границ, а также тантрического учения о освобождении путем слияния с Шакти, той космической силы, что в учениях каббалистов именовалась Шехиной, а у христианских гностиков — Софией.

В первую очередь речь идет о активизации Тела Света и открытии оккультных центров человеческого тела.

Следствием падения Космического Адама, представлявшего собой единое и троичное в своей двойственной полярности существо – андрогин, явилось его  разделение на два пола, зеркально дополняющих друг друга и нуждающихся в воссоединении. Центры божественного духа у мужчин и женщин противоположны, и лишь местонахождение одного из трех – в сердце – едино. Именно сердце считается обиталищем искры божественного присутствия, пробудить которое возможно через Эрос по причине нахождения на физическом уровне. Воссоздание совершенного существа возможно только в паре, при взаимном обожествлении через пробуждение этих центров.

Вот что по этому поводу мы читаем у Мигеля Серрано:

«В Одинической инициации, в германском гиперборейском мифе, в нордической арийской традиции и в тантрической алхимии женщина не остается на периферии Делания. Она — Королева. Одинические жрицы, сопровождающие Воина (Виру) как Валькирии (Дакини)ёили как сестры, также становятся бессмертными. Им дарует бессмертие Герой, путем своего собственного бессмертия, как награду за их верность, за честь, что зовется верностью. В Посвящении Любви (А-Мор) он превращается в Абсолютного Мужчину, она — в Абсолютную Женщину. Таким образом, они оба останутся едиными и разделенными навсегда. Едиными в разделении. Как два Светила, две Звезды. Как Звезда Утренняя и Вечерняя, которых две, но в действительности эти две звезды — одна звезда. Он и Она, разделенные и соединенные Вечностью, вне и внутри Времени (времени использованного и не использованного), возрожденного Времени, Сатурна-Бальдура. Отныне Он и Она — вечны».

Автор текстов «Слюна Луны» пишет:

«Всё, что ты приводишь в пламя Эроса, остаётся там навсегда, и если тебе удастся сделать это, грех будет полностью изгнан из ваших тел, и вы вновь станете совершенным Единым, божественным Человеком, сотворённым по образу и подобию Бога, и будете наслаждаться его благоволением. Но прежде, чем призывать Элохим, ты будешь должен прекратить дышать дыханием Земли, но дыши сообразно дыханию Господа, чтобы пребывать в гармонии с его мудростью; и тогда оба дышите».

Здесь опять же дается указание на переориентировку с чувственно-физической страстности к транцендентному восприятию.

Техническая сторона этой магии представляет собой «практику разделения» и проходит через три градуса или «магистрата» с использованией трех энергетических половых жидкостей, а также заключительную Великую Тайну или «Secretum Secretorum».

Георгий Лаховский в своей книге «Сперматотерапия», претендующей на научное подтверждение некоторых аспектов церемониальной магии, также представляет свою теорию использования половых жидкостей в целях улучшения здоровья и продвижения к бессмертию.

«Алхимического брак» является конечной стадией Великого Делания, происходящей между Королем и Королевой, Солнцем и Луной.

В «Герметическом круге» Мигель Серрано говорит о мистической свадьбе, завершающей длительный процесс психического слияния Алхимика и Soror Mystica, его мистической сестры. «В этой любви действует дух смерти, и рождает жизнь духа. – говорит Серрано – Женщина является жрицей магической любви, её задача – прикосновением пробудить чакры тантрического героя, который, таким образом, окажется способным дотянуться до новых уровней сознания, пока не будет достигнута тотальность. Конечное наслаждение, получаемое им – это не строго воспрещенное здесь извержение семени, но наслаждение видения, открытие Третьего Глаза, который символизирует слияние противоположностей. Мужчина не извергает семя, но оплодотворяет себя; и таким образом сохраняется процесс творения и останавливается время. Плодом такой запретной любви станет Андрогин, Тотальный Мужчина, все чакры которого, или центры сознания, пробужденя. Это встреча с Самостью, Последний Цветок души на Острове пять тысяч лет назад…. Когда этот обряд любви без любви совершен, мужчина и женщина разделены. Теперь они завершены и индивидуализированы. В этой тантрической Мессе мужчина вступает в брак со своей Anima, а она с Animus».

Ознакомившись с историей Серрано «Визиты Царицы Савской», Карл Густав Юнг заметил, что Царица Савская существует не для брака, а только для магической любви.

Мария де Нагловская постулировала необходимость почитания Единого живого Бога, т.е. Жизни, ибо лишь она может претендовать на Бессмертие. Но что интересно, Сатана-Люцифер, носитель гнозиса и принцип отрицания, триумф которого осмысливается Нагловской как триумф Разума, принципа эпохи патриархата, в своем стремлении разрушить проявленный план бытия лишь готовит условия для своего освобождения, прорыва за пределы сотворенного мира.

Если мы обратимся к осмыслению противостояния Бога и Сатаны у Гейдара Джемаля, то, по его словам, Бог (он же Аллах) «побеждает слепую вечность, вечное возвращение одного и того же, которое является чистым отрицанием духа».

Слепую вечность гностического Иалдабаофа, вечного вращения демиургического колеса, за пределами которого и находится тот транцендентный субъект, именуемый Богом, или, по Джемалю, Аллахом. То, что он под ним подразумевает, как раз имеет ориентацию-Север, это Надбытие.

Сатана у него аналогичен Демиургу, ибо это «интегральная сумма всех возможных состояний бытия, Вселенское бытие». Сюда же относятся и различные религиозные и оккультные эгрегоры, поглощающие энергию вовлеченных в них людей и усиливающие тем самым материализацию и привязывающие к бытию души людей, обессиливая Дух.

Джемаль в одном из интервью говорит: «Рок под именами Зерван у персов, Брахма у индусов, Уран у греков, чистая материя у современных атеистов, был и остается основой языческого сознания. Рок это бездна в которой исчезает все, которая делает из людских поколений траву, которая сегодня растет а завтра в печь. Для сознания единобожников, обращенного на воскрешающий принцип абсолютной личности, Аллах является избавителем от этой бездны отождествляемой с Адом».

«Все, кто находится в бытии, служат бытию – пребывают в неведении и обладают метафизическим статусом объектов».

Таким образом, перфект, направленный против человеческого социума, этой тени сотворенного бытия, является прерогативой суверенного Надбытия, сил Тёмных Сиддхов.

Непрерывность, на достижение которой был направлен трансгрессивный опыт Жоржа Батая, может быть  осмыслена именно как врата за пределы царства Демиурга-Сатаны и даже растворяющего Samādhi,  и этот путь доступен далеко не каждому желающему осуществить подобный прорыв. А лишь тому, кто осмелится возразить мысли Батая о том, что «эротизм открывает человека для смерти, смерть открывает отрицание индивидуального бессмертия».

По Джемалю, Север, полюс несуществования, точка, в которой кончается космос, есть единственная перспектива, стоящая вне связи с жизнью, и всякое исчезновение осуществляется через Север.

Отказ же от движения за предел объясняется заложенной в сущность человека точкой Божественного Отсутствия, достигаемой мгновенно, так как категорий времени и векторной направленности за этими пределами бытия просто не существует, а всякое действие, направленное к цели, есть принцип сотворенного мира. Полюс Севера раскрывается молниеносно, обезоруживая своим ослепляющим до темноты светом небытийности.

Главное - суметь вырваться за демиургическую бронь, ровно как и ворваться к Духу минуя сердце - одновременное движение вовне и вовнутрь, соединяющее две концентрирующиеся точки, одна из которых лишь отражение первой и является к ней замурованной тропой.

Любовная эротика предстает у Джемаля как экстатическая агрессия, свободная от страсти.

В своей яростно-неумолимой концентрации в «Ориентации-Север» он пошел гораздо дальше тантрического духа, и тем более трансгрессивности Батая, обязательным условием ставящей наличие преодолеваемого запрета и связанной с этим тревоги. То, о чем пишет Гейдар Джемаль, есть любовь нечеловеческая, выходящая за всякие рамки обусловленной бытийности, взрывающая пустотную бездну последних пределов.

Страсть, без порывов которой Жорж Батай не мог представить себе бытие, в метафизике Джемаля является ярчайшей формой проявления природной дефектности, ибо его голос раздается с полюса Севера, где развязываются все узлы бытия.

Литература

1. Жорж Батай "Проклятая часть"
2. Жорж Батай, Колетт Пеньо "Сакральное"
3. Жорж Батай Из "Слез Эроса"
4. Марк Плюкэ "Софиалия Мария де Нагловская: ее жизнь и ее Миссия"
5. Николас Шрек, Зина Шрек. Демоны плоти
6. Элена Фраска Одорицци "Спермо-гнозис" (Отрывок из эссе «Сексуальная алхимия. Её значение и связи с "современной" сексуальной магией»)
7. Каула Тантра Санграха. Антология текстов индуистской тантры.
8. Мигель Серрано "Герметический круг"
9. Гейдар Джемаль "Ориентация Север".  

Адриана Ратмирская