Прежде чем подойти к рассмотрению понятия преемственности, необходимо определить, какой смысл мы вкладывает в это слово. В современном российском политическом лексиконе устоялось вполне однозначное понимание преемственности как продолжения преемником политики его предшественника. В том же ключе высказывался и сам президент Путин, который по его собственным словам, рассчитывает, что будущий глава государства продолжит ту же самую политику, которую он сам проводил в последние годы. Однако такое понимание преемственности не имеет под собой каких-либо оснований и, судя по всему, возникло, с одной стороны, под влиянием политической конъюнктуры, не позволяющей сомневаться в оправданности проводимого курса, а с другой стороны, как следствие неготовности существующей политической элиты сформулировать принципы новой позитивной государственной политики, которая неизбежно придёт на смену исчерпавшей себя политике стабилизации, столь успешно реализуемой Путиным в течение последних семи лет.
Но что же, в таком случае, преемственность? В своём общепринятом значении это слово означает наличие некой связи между преемником и его предшественником, последовательности в их действиях. Таким образом, оказывается, что преемственность вовсе не означает продолжения прежнего. Напротив, сам факт преемственности уже подразумевает изменение принципов и приоритетов, адаптацию их к новым реалиям – иначе получится простое подражательство. Действительно, если обратиться к российской истории, то не удастся найти пример такой “преемственности” власти, о которой рассуждает большинство современных российских политологов и аналитиков. Даже в тех случаях, когда публично провозглашалось продолжение прежнего курса (“всё будет как при бабушке” Александра I, “продолжение дела Ленина“ Сталиным), когда преемник полностью разделял взгляды своего предшественника и не имел намерения что-либо менять (АлександрII, НиколайII), и когда преемник полностью происходил из прежней властной команды, являясь её выдвиженцем (Хрущёв, Брежнев, Андропов, Горбачёв), ни о каком продолжении политики предшественника не могло быть и речи.
Но была ли, в таком случае, преемственность? Несомненно, была. Дело в том, что и общество, и государство представляют собой сложные организмы, говоря иначе – системы, и любой процесс, протекающий внутри этих организмов, имеет собственную логику, свою последовательность, свои причины и следствия. По большому счёту, единственным случаем отсутствия преемственности, при смене власти, является внешнее вмешательство. И то, здесь можно говорить об относительной преемственности – только оккупационная администрация будет примером полного отсутствия преемственности, в то время как даже коллаборационистское правительство будет обладать определённой степенью преемственности по отношению к предшественникам. Преемственность, в данном случае, прямо пропорциональна национальному суверенитету.
В чём заключается суть преемственности? Само понятие истории и весь ход исторического процесса предполагают разрывание существующих связей, нарушение сложившихся отношений. Преемственность же, по сути, обозначает прямо противоположное явление – сохранение существующих связей, следование заранее предопределённой логике. Исторически принцип преемственности неотделим от традиционного общества – в Традиции всё преемственно (в данном случае, речь не идёт о Примодиальной Традиции, поскольку понятие преемственности возникает лишь с возникновением исторического времени). В царской России преемственность власти реализовывалась через Закон о престолонаследии, определявший последовательность передачи верховной власти. В советский период преемственность обеспечивалась назначением каждого последующего руководителя страны довольно узкой группой представителей партийной верхушки. С введением прямых всенародных выборов главы государства, существенно увеличилось количество факторов, влияющих на процесс смены власти. Существенное сокращение уровня национального суверенитета России в 1990-е гг. немедленно отразилось и на преемственности государственной власти – при внешней демократизации и декларативном народовластии, в реальности, власть почти полностью оторвалась от логики исторического развития России и актуальных запросов российского общества. По сути дела, весь период правления Путина представляет собой постепенное осознание высшим руководством страны своей чужеродности и неадекватности собственному положению, а также мучительный поиск утраченных связей с обществом и российской историей, в которую, по иронии судьбы, попали эти люди.
Таким образом, вопрос о фигуре преемника, который большинством аналитиков преподносится в качестве основного, и чуть ли ни жизненно важного, в контексте избирательного цикла 2007-2008 гг., на самом деле, не является столь принципиальным. Главным фактором, от которого будет зависеть преемственность российской власти, оказывается вопрос о национальном суверенитете. Поэтому несомненным является тот факт, что наибольшая степень преемственности будет обеспечена при реализации сценария “третьего срока” Владимира Путина (либо иной формы продления его полномочий), поскольку в этом случае, во-первых, будет полностью отрезана возможность для возвращения руководства страны к своему прежнему полуподчинённому в отношении Запада положению, а во-вторых, сама ситуация, в которой придётся функционировать российской власти изменится настолько, что ей ничего не останется, кроме как меняться самой, а Путину становиться преемником самому себе, отказываясь от своей “политики последних лет”, за которую так переживают околокремлёвские говоруны и о сохранении которой мечтает весь, сформировавшийся за последние годы, слой профессиональных “пилильщиков”.
