Ветер не может умереть Аэротория Альберта Шакирова
Был интересный сон: про моих предков, бьющих из луков разных зверей. И как я стоял и смотрел на них. У предков в их потустороннем постсущестовании били ключи энергии. Равнина пращуров была ярко-белой, всё было затоплено прозрачным свечением, стада ломились от тучности, а охотники от сил. Ну, а я «живой» созерцал их богатырское торжество слабым взором и со слабыми попытками же хоть что-то сделать и какими-либо мускулами пошевелить, при этом совершенно понимая своё, якобы «Живое» качество, как человека «Живущего», и их якобы «мёртвое», как «законченное». Они умерли - но светлы и сильны. Мы – живы – но пусты и бессильны. Это базовое противоречие для любого героя нашего времени.
Тема любого человека в прошедшем времени видится сегодня с иной колокольни. Так существует ли смерть в нашем самом скучном из времён? В пору, когда смерть является всем – пора бы усомнится и в ней самой?
Это всё к одному: опять ушёл из жизни наш старый добрый соратник – русский татарский кинорежиссёр Альберт Шакиров. Сердце не выдержало – так это называется.
Вот поднимаю его спешное письмо: «По ситуации в Чувашии надо отметить культурологическое течение – этнофутуризм, в котором активно участвует группа национальной интеллигенции – художники, писатели, музыканты и критики. Этнофутуризм возник в конце XX в. как художественный феномен среди финно-угорских народов России позволяет считать архаичные пласты традиционной культуры с временной постмодернистой интерпретацией в живописи, литературе и музыке».
Он таки вытащил меня в Чебоксары, где тусовался несколько месяцев и чуть было не женился. Об этом ниже.
Активный и анархичный Альберт был гауляйтером НБП в Татарии в 1995-1996 гг. Я в 1996-1998 гг. Мы не могли не познакомиться. Он сам подошёл ко мне в трамвае, когда я вёз свою банду на коммунистический митинг в парке Горького в 1997. Помню, мы вывесили красно-чёрно-белые флаги изо всех окон трамвая на полном ходу и красиво въехали на митинг. Вагоноважатый остановил транспорт и бросался на нас с гаечным ключом, а мы весело осаживали деда: «Ты чего, ну ты чего, старый?». И тут нарисовался Альберт Шакиров – казанский непризнанный гений и суперэрудит и так и прошел вместе и поодаль со мной целое десятилетие. В наше время столько не живут и в случае Альберта это особенно верно.
Помню, мы в какой-то момент захватили газету «Компьютерная Казань» и в 1999 году начали пропагандировать Татарии евразийство, национал-большевизм, ненависть к Америке и 4ПТ. Тогда правил Ельцин, то что мы делали называлось одним словом «фашизм», хотя тираж газеты поднялся в пять раз, она была закрыта за «сатанизм» - Альберт написал статью про Кеннета Энгера.
Он всегда опаздывал и над всеми насмехался, при этом был беззлобным как толстовец и обязательным в более фундаментальных вещах, как самый породистый тюрк. Он был совершенно наш, и если его меркуриальную фигуру можно было заметить на пространстве ближе 500 вёрст (либо он сам появлялся как неожиданный, но всегда важный и радостный гость), то стоило ему произнести с известной только особым людям древне-ольхонской интонацией: «Альберт – ты нужен Евразии», - как он включался как самый лучший ветер, начиная без устали молотить наше золотое зерно.
Так вот Чувашия. Этнофутуризм. Наверное, лучшая наша с ним поездка по регионам Русской Равнины. Он меня встретил душным летом 2005 года на чебоксарском вокзале и потащил в «сталинку» к «самому Хузангаю» - лидеру этнофутуристов и чувашских националистов. Хузангай – это сын знаменитого чувашского писателя, едва не ставший президентом. «Его победил в какой-то момент Фёдоров, после чего он надломился – надо его поддержать», - почти кричал Альберт, - направляя меня к Волге и квартире Хузангая. «Он – евразиец, а Фёдоров – атлантист!».
«Мне ли не знать Фёдорова – он член СВОП (филиал американского CFR), т.е. без всяких прикрас – американский агент влияния. Давай сделаем Хузангая президентом», - предлагал я.
Тогда Хузангая я не увидел – тот находился в особом трансцендентном евразийском состоянии, но зато я увидел этнофутуристов: художников и музыкантов.
Особенно поразил чувашский художник Фомиряков-Кенин. Этот духовидец презентовал через свои полотна ослепительную ярость нашей будущей консервативной революции. Огненные быки шагали через стратосферу, чёрные быки вырывались из трясины, священные деревья-керемети клокотали пневматической неопалимой яростью. В наше худое энергией время никто такое нарисовать не может. А Фомиряков-Кенин улыбнулся, надел чёрную повязку ЕСМ и достал на стол нашего успеха четыре козырные карты: Час Быка, Волю Дуба, Злобу Плуга и Душу Птицы. Слава Богу, что с нами был Шакиров. Он один умел тонко ухаживать за знаками судьбы, автохтонными силами, духами, звёздами и чарами. Иначе Чебоксары разорвало бы на 14 000 частей от напряжения идей, встретившихся в бурном море и бившимся о борта.
Были и иные художники. Один из них, чьё имя я даже всуе боюсь произнести, показал нам Африку. Ту Африку, что видели его предки, ходившие в составе армии шумерских царей (как показывают последние лингвистические исследования: шумеры – прототюрки и проточуваши). Эта Африка бурлила над безмятежной чувашской Волгой озорными и нездешними летающими островами. Иные африканские миры на глазах обретали власть. «Вслед за ним поднялись Чебоксары, в Канаше заухали гиены», - так протоцитировал Гумилёва мой друг Альберт Шакиров.
Мой покойный приятель умел находить эти головинские атомные грибы в самых закоулках Русской Равнины. Ай, был у меня приятель. Почему же был? Разве этнофутуристов больше нет? Или евразийцы ушли под откос? Или консервативная революция кем-то отменена? Смешно даже это произносить.
Наше Небо не знает, что такое смерть. Смерть – достояние матушки-Земли. Она умирает и воскресает. А ту инстанцию, что мы представляем, Смерть обходит стороной. Небо же сильнее чем Смерть. Небо старше и сильнее. В ком живёт Небо, тот всегда знает, где находится мой весёлый воздушный товарищ Альберт Шакиров. Ветер же не может умереть. О его жизненный качествах смерть даже и не может догадываться. Смерть, эй, иди в баню, иди на землю! Мы сами разберёмся на своей аэротории!
Он всегда зайдёт неожиданно, покажет сверхъинтересное, отправится с имперским самоцветным заданием. Поэтому его старый номер телефона всегда занят – ему звонят соратники нашего небесного корпоративного тарифа:
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие – как часовые.
Отражается небо в лесу как в воде,
И деревья стоят голубые.
Почему голубые ели растут перед административными советскими зданиями? Да потому что это имперские деревья. Потому что у Империи небесный цвет. Это мне сказал Альберт Шакиров. А он то теперь знает немножко больше нас всех вместе взятых.