Цунами западной талассократии топит мир сетецентрической волной индивидуализма. Более того, солнце и бурлящие от него воды так сильны, что от напряжения море начинает испаряться в мелкий пар.
Пар выпадает ливнями на сушу, затопляя всё новые континенты, делая процесс стремительным и необратимым. Само же испарение в итоге трансформирует западный мир в мертвую солнечную пустыню, и только периферия морской волны продолжает сметать всё на своём пути.
Прилив каждой волны всегда заканчивается отливом. Вода уходит с Широкой Земли. Вопрос лишь в том, как в этот раз остаться на гребне волны и не сорваться в её испаряющееся ничто?
Широкая Земля настолько широка, что от ливней, начинающихся перед приходом волны, суша становится еще чернее, а сама же волна лишь расплёскивается по широте и пропитывает сушу: суша превращается в грязь, топи и болота. Однажды ветер парусов срывает с вершины Высокой Горы невиданные, живые потоки черной грязи. Они устремляются вниз. Живая безликая черная грязь повсюду поднимается и разливается в направлении солнечной пустыни, и в конце присыхает сушей на новом месте.
Ковчег плывёт сверху, и не отрицает ни моря, ни суши (фундамента и первоосновы моря). Его плавание больше похоже на полёт, т.к. небесный воздух несёт его над морем и сушей. Ковчег, как справедливое продолжение, естественная реализация хода вещей и смысла бытия (небытия). Корабль небесной навигации.
Ковчег – судно метафизическое, небольшое,но на нём есть все желающие (его строители). Оно отдаётся течению, но не становится им. Ветер перемен и истинное мастерство команды спасает ковчег от подводных камней и водоворотов, не сталкиваясь, но огибая.
Экипаж судна так же метафизичен: в себе он находит землю, в нём протекают моря и дышат ветра, и оттого себя он чувствует жидким и вечным, дышащим камнем.
Путь ковчега лежит к Новой Земле. Земле,где проекции суши и моря существуют вместе и нераздельно. Их существование так же реально, как и не существование.
Цена ковчега – ничто без его экипажа, и поэтому весла ковчега обращены вовнутрь, гребут ими истинные мореплаватели. Каждый усилие мореплавателя превращает корабль в едино-многоелюбящее целое, весла сливаются с руками (дуальность снимается), а выдох лёгких команды наполняет паруса. Они были разные, но в этом плавании стали пульсирующим единым: рассмотрев себя в собственном малом, чем они были до, они выбрали большее, став абсолютным после. Их слаженные движения открыли им общую силу, и они отдались ей, признав в ней Великое.
