Видовое происхождение человека от животного не противоречит глубокому богословскому подходу.

Дело в том, что «Грехопадение» имеет место не во времени – или, во всяком случае, не в том времени, которое мы знаем, в которое мы заключены, закатаны, замурованы по итогам этого самого Падения. В некотором смысле, Падение – это наша родина, наш исток, наше начало.

Грубо, может быть, даже слишком грубо говоря, манифестационистская правда об Абсолюте как нашем наиболее внутреннем измерении в авраамической оптике не то чтобы совсем отрицается. Просто (не просто) авраамизм имеет дело с наглядным фундаментальным фактом Падения. Наша сокровенная сердцевина вырезана, удалена хирургическим способом. Как говорится, свято место пусто не бывает, и мы не могли долго оставаться в одиночестве, в неприкаянном, оторванном состоянии. Как только мы были отъяты от нашего высокого истока, мы тут же попали в поле притяжение иных, более «низких» уровней или, скажем так, модальностей грандиозной калейдоскопической ткани мироздания. И Падение наше столь серьёзно, столь основательно, что затронуты и искажены оказались самые основы конституции нашего существа. Форма существования была чересчур глубоко деформирована. Мы прокляты не только в будущее, но и в прошлое, которое, как, собственно, и сами формы длительности, в которых мы пребываем, задано, сформировано Падением. Падение заступило на место нашей природы, заслонив его, затмив.

Вернуться назад также невозможно, как приставить отрубленный ствол к пню и заставить его жить, как ни в чём не бывало. Теперь это произошло не когда-то. Теперь уже всегда было так.

Где-то на одном из самых последних, самых закадровых планов репрезентации мы до сих пор стоим под деревом Познания. Из наших рук валится надкушенный плод, чей лютый галлюциногенный яд расстреливает нас с ног до головы, травит насквозь наше сознание, травит наше всё. В этом непроходимом трипе мы узнали Нарушение как точку отправления, узнали страшного властелина, который, не допуская даже мысли о возможности возражения, как отец всех опытных воров, кидал и гипнотизёров, надиктовал нам закон нашего существования, принцип которого - Изгнание. Нам привиделись эпохи и поколения, цивилизации и континенты, движение материков, миграции народов, лабиринты этногенеза и инфузории туфельки, династии и войны, дворцы и площади, миллиарды живых существ, на которые ты развалился и рассыпался. Тебе приглючилось твоё прошлое, твои поступки, твои родственники и твой характер, твоя внешность и твои мысли. И мысли и слова миллиардов – в «реале» и в записи, многократно опосредованные перетолкованные. Трясина.

Требуется одно движение – протянуть руку, снять плод с дерева Жизни. Но как, где, чем пошевелить, в каком направлении тиснуться, рыпнуться. Где это… Почти нигде.

И не просто «что происходит», а «с кем всё это происходит».

Есть замечательная поговорка: «голову оторвать и сказать, что так и было». Вот именно. Есть голова, и есть туловище, человека с головой – нет. Нет его нигде. Значит, ничего у него оторвать невозможно.

Это просто голова и туловище. Человек произошёл от обезьяны.