Александр Дугин: Сакральное Россия будет либо сакральной, либо никакой
Главной политической, социальной, психологической и даже экономической проблемой современной России является проблема сакрального. К этому термину, обозначающему «святое», «священное» в самом широком смысле, сводятся нити всех нерешенных и нерешаемых вопросов, всех коллизий, всех бед и всех успехов. А раз так, что ты мы обязаны внимательно вдуматься в смысл этого понятия. Что такое сакральное?
В обыденной жизни человеческая душа дремлет, вяло растекаясь по множеству бытовых проблем, следуя за инстинктами тела (ищущего, где теплее, комфортнее и слаще) или императивами холодного рассудка (непрерывно вырабатывающего жесткие стратегии, направленные, в конечном итоге, к тому же достижению индивидуального телесного комфорта с приятной эмоциональной окраской). Душа сегодня холодна и фрагментарна, расслаблена и, как правило, пуста. Даже ночью, когда мы ныряем в сновидения, узы тела и рассудка держат нас в темнице обрывков дневных проблем, низких желаний и плоских перверсий. Душа не сознает себя в таком ритме, и уныло тащится от рождения к смерти, почти не напоминая о себе.
Но есть и исключения: душа может пробудиться, воспрянуть, восстать, развернуться на всю свою солнечную глубину. Это как землетрясение, мгновенная вспышка, ни с чем несравнимое горячечное острое чувство. Сакральное – это момент пробуждения души, точка кипения души.
В древних цивилизациях сакральное пропитывало все уровни жизни – от обрядов и культов до политики, ведения хозяйства и быта. Потому что древние имели весомую крупную душу (всеобщую и безмерную, мировую), почитали ее, старались проживать жизнь в онтологическом бодрствовании и интенсивном восприятии окружающего бытия. Сакральное смотрело на древнего человека со всех сторон – звездными глазами ночного неба, водами ручьев и ключей, травами и деревьями, зверьми и птицами, другими людьми, предметами культа и повседневной жизни («ангел простых человеческих дел» Н.Клюев). Сакральное внушало ужас и восторг, трепет и нежность, увлекая человека в многомерные миры интенсивного внутреннего бытия, с виражами и пропастями, с парением и падением. Сакральное никогда не было однозначным, не измерялось шкалой «хорошо-плохо», «приятно-неприятно», «выгодно-невыгодно»; оно заведомо по ту сторону противоположностей – движение к раю обнажает ад, интерес к аду, заставляет задуматься о рае. Но «рай» и «ад» элементы развитых рационализированных религий: первичный опыт сакрального лежит вообще вне этих категорий, это просто сверхинтенсивный поток внутреннего бытия души, ее света и ее тьмы, пробивший плотину рутинного, полумертвого, механического существования. Опыт этот не поддается моральной оценке: он либо есть, либо его нет, он не бывает ни благим, ни злым, это рождение – человек появляется на свет, и это факт, а кем он станет, сколько проживет и чем кончит – заведомо предсказать невозможно. В соприкосновении с сакральным душа просто рождается, это начало, а как сложится ее дальнейший путь, как она будет двигаться в этом новом интенсивном пространстве -- и будет ли двигаться вообще – никто не знает.
Cмысл современности состоит в десакрализации мира, в «расколдовывании мира»(«le desenchentment du monde»). Программа западно-европейской цивилизации уже многие века состоит в последовательным геноциде души, очищении человеческого бытия, цивилизации, науки, культуры и даже религии от малейших признаков сакрального. Сакральное осмеивается, приравнивается к предрассудкам, опровергается, разоблачается, уничтожается. С каким внутренним превосходством и снисходительностью мы смотрим на аборигенов Австралии, склоняющимся в трепете перед кристалликами кварца или на нищих индусских факиров прокалывающих себя торс за горстку монет вязальными спицами… Западный человек изгнал свое собственное сакральное из своей жизни, и отныне «получил право» смеяться над «отсталостью» остального мира, «цивилизовывать» и эксплуатировать его.
Сегодня Запад приступает к завершающей стадии «расколдовывания мира» – к к глобализации. Запад перестает быть только Западом, он хочет стать глобальным, а значит, сакральное подлежит испарению во всех уголках мира – там, где оно еще осталось. Да, у народов слаборазвитых и вообще неразвитых стран мало денег, нет памперсов и кондиционеров. Но зато у них осталась душа, и мир, видимый через фокус души, вполне заменяет им искусственные и плоские фиктивные по сути блага западной цивилизации. Один раз посмотреть на священный восход солнца над Замбези глазами африканского колдуна достаточно, чтобы сказать о себе «я прожил жизнь»; душа открывается во все стороны – вглубь, вширь, ввысь, вовне и вовнутрь, и в черном человеке рождаются звездные искры, и темный эшелон сумрачных божеств проходят сквозь его нежно-бледно-розовый мозг цвета вскрытого кокосового ореха, обезьяны пронзительно орут в его душе, и перья несуществующих птиц гладят напряженные нервы. Увидеть Замбези и умереть…
«Новый мировой порядок» намеревается всерьез покончить со всем этим. И что делать теперь России?
Это не ново, десакрализация идет у нас не одно столетие. Ужас начался еще в XVII веке, как раз великим постом, когда патриарх Никон ввел церковные новины. Хотел ли он того, что получилось, нет ли, но факт остается фактом: на соборе 1666-67 годов Святая (сакральная) Русь была упразднена, мы встали на западный путь, приступив к геноциду души, русской народной души (сам Никон тогда же и был низвергнут окончательно). И до Петра было уже рукой подать.
Но сакральное жило в народе, пряталось, шло на добровольные гари в Палеостров, скрывалось в скитах, бегах, норах, преданиях, сказаниях, сказках. Оно жило в сердце русского человека, опьяненного душой, унесенного духом священных невидимых вод. Мало-помалу сакральное стало давать о себе знать. В XIX веке оно начинает смутно шептать в славянофилах и народниках, в тщательных собирателях народного творчества и путанных национальных сектах, в художниках и композиторах, в Достоевском и Константине Леонтьеве. Сквозь внешнюю оболочку отчужденной романовской системы и казенное православие стали проступать истинные энергии Руси, живые узлы души ее.
Вылился этот порыв в большевизме, платоновский Чевенгур стал странной и невнятно сладостной инкарнацией Невидимого Града. Вопреки сугубо рациональной материалистической схоластике, большевики открыли совершенно иные шлюзы – и воды сакрального хлынули со всей их невероятной силой. Сталинский период более напоминает Древний Вавилон или Персию с сакральными царями, торжественными процессиями, головокружительными монументами. Странная смесь архаического, древнейшего, донно-душевного и рассудочного, прагматического, технически оснащенного.
Советский период нельзя оценивать плоско: он явно имел свою сакральность, которая, однако, постепенно, выдохлась, испарилась, ведь зафиксироваться в столь противоречивой и внешне материалистически-атеистической теории тонкому опыту глубинного восприятия мира было чрезвычайно трудно (трагичные судьбы Платонова, Клюева, Устрялова, Павла Васильева и тысяч других выразителей советской неосакральности показательны). Остывание советской души началось в 60-е, а закончилось только вчера. От СССР осталась бледная разлагающаяся туша КПРФ, экспонат морга идеологий.
Но что же делать сегодня России? Опустить руки? Устраниться от проблемы? «Действовать по обстоятельствам»? Отчаянно вписываться в «золотой миллиард»? Поставить останки сакрального по дэмпинговым ценам в Европу вместе с нефтью и газом? К этому призывают либералы, аналитики, реформаторы, СМИ и шоубизнес. Противодействовать этому компрадорскому проекту («холдинг по продаже души») федеральными округами, укрупнением спецслужб, выработкой эрзац-консервативных проектов и требованием повысить рост ВВП с 4% до 8% -- мягко скажем наивно. Чтобы федеральные округа стали надежными истинными скрепами страны (а не новыми синекурами для второсортных чиновников), спецслужбы ловили бы врагов и шпионов (а не «крышевали» жуликов и разбойников), консервативная идея была бы горячей и живой (а не бледным недоумочным уродством, искусственно наляпанным трясущимися от ужаса либералами), хозяйство процветало бы, стремясь к пресловутым 8% роста ВВП (а не давала бы жалкие 4% и то лишь от экспортных пошлин на нефть и газ) – нам необходимо вернуться к сакральному порядку – во всей его полноте и объеме.
Русская нефть и русский газ сакральны, они не должны принадлежать кучке сомнительных олигархов с кривыми испуганными физиономиями или извилистым гладкобедрым чиновникам. Это часть национального бытия – в нефть вложили свою энергию миллиарды древних живых существ, да они сгнили, но ничто живое не исчезает бесследно – их жизнь питает сегодня прожорливые желудки машин. Газ тоже не сам по себе – есть мистерия газа, не случайно его открыли алхимики (Ван Гельмонт), героические носители сакрального в остывающей Европе.
Россия будет либо сакральной, либо никакой.
Как вспышка пробуждения: необходимо все отменить и все учредить заново, это будет наше равноденствие и наша Пасха. Россию спасет только революция, сакральная, тотальная революция, сотворенная солнечными земными крайними энергиями пробудившейся души.