Родина русского человека отождествляется непосредственно с божественным. Боевой клич русского воина превращает поле брани в сакральное место столкновения света и тьмы. Русское "Ур-раа!" умерщвляет врага изначально, русский меч прощает ему его телесные грехи.
Декартовский рациональный ум из Любви делает секс, из Бога - науку. Любая вещь, попадающая под луч рационального, становится тут же мёртвой. Такой разум стремиться познать целое, разложив всё на малые части, малое же превращает в пыль. Он порождает великих эрудитов, море наук, механизмов и терминов. Всё это разрастается подобно спонтанной куче мусора, за которой скрывается голубое и чистое, безымянное небо. Любой, кто не обладает интересом к такой ментальной массе, хочет он того или нет, подвергается агрессии рационального. Рациональное становится больше, чем инструмент познания, оно подменяет собой подлинную реальность.
Рациональное отказывается от Бога, откалывается, и забывает про него. Оно хочет разглядеть своё Ничто. В поисках фундаментального, оно погружается в массы разделенного, и находит себя одиноко стоящим на Земле.
Будучи устремлённым в еще меньшее, из коллективного оно становится индивидуальным. Его рациональное способно разодрать индивидуальное, и оно раздирает его. В поисках целого, оно не обращается к своему внутреннему, но тянется к другим отделённым частям, образует с ними союзы. Страстное желание познать (слиться) целое заставляет его силой прижимать и стягивать всех к себе. Но соединение внутреннего невозможно, пока существует плотное эго, отделяющее их друг от друга. Чем настойчивее оно стремиться соединиться с ближним, тем сильнее нарастает напряжение – уплотняется его собственный эго-кокон, и потому, оно еще больше требует близости, в агонии насилуя весь мир.
Западный индивидуализм основывается на рациональном эгоизме. Коллективные образования рационально запада - эгоистическая потребность, рождающаяся из стремления коллективно сожрать другого. (Или противостоять другому коллективному, корпоративному эгоизму). Стремление это рождается всё из того же желания обнаружить своё целое, через внешнюю силовую форму воздействия, появившуюся из младенческого страха, отсутствия любви и родного тепла.
Корпоративный эгоизм - изобретение рационального запада. Страх, неведение и разделение - природа такого эгоизма. На этом основаны западные сетецентрические, индивидуальные и вертикальные структуры корпоративного эгоизма. Их война - война корпоративного эгоизма.
Крыша - это то, что сближает, под ней можно вместе согреться, поесть, и даже поспать. Западное объединение подобно россыпи прохудившихся крыш, накрывающих кучки замерзших, голодных и запуганных существ. Таких крыш великое множество, и каждая новая группа существ хочет побыстрее сожрать другие группы, отняв у тех последнюю пищу и тепло. Поэтому крыши, укрывающие их корпоративные эго-инкубаторы относительно невелики, но великое множество их сетью заслоняет небесный мир, врезаясь и проламывая соседние. Они образуют братства, союзы, профсоюзы, партии, и т.д.- массу сетевых объединений служащих только для того, чтобы лично тебя не сожрали, - или сожрали, но вместе, и кого-то другого.
Русское широкое пространство, в отличие от западного, само преимущественно не обрастает сетевыми вертикальными наростами. Оно находится в относительно нетронутом заросшем чёрном муравейнике, в нём иногда дерутся, но только из-за хитрых рыжих муравьев. Поэтому, Русская Крыша несравнимо больше разрозненных, корпоративных западных, - она вмещает в себя всё Русское небо. Это делает её Абсолютной, а обращение к ней – залогом победы.
Когда наступает время великого столкновения, русское, за неимением ничего другого (развитых сетевых вертикальных структур) синхронизируется напрямую с Абсолютным: Родиной и Богом, поэтому кричит: "Ур-раа!". У него нет веры в государство и партию, т.к. они не заботились о нём, но издевались. Иногда он верит в вождя, но и это пропадает, когда всё переворачивается вверх дном. Последнее, что истинно несокрушимо: Родина - Мать и Бог, - поэтому русский солдат в момент откровения битвы напрямую вплетается в ткань Высшего и проводит его волю.
Западный мир любит контракты и договоры. Основа западного воина – контракт с корпоративной группой, часто прикрывающейся словом «государство», на основе денежного вознаграждения. Поэтому когда западный контрактный, отформатированный солдат вторгается на чужую землю, он выкрикивает: "Надерём им задницы!", и закономерно, отступая, восклицает: "Уносим свои задницы!". Не может он закричать и: "За несокрушимый Доллар!" ("За Сатану!") - т.к. жизнь лукавого проходит в тени, поэтому приходится кричать: "За свободу!", "За демократию!", "За права человека!", и наконец «За Макдональдс!», - и еще миллионы выкрикивают искусственное и неживое, потому в итоге они проигрывают.
Рациональное не может сразить Большое русское, как не может стая озлобленных друг на друга и лживых псов одолеть одного сонного, но уже пробудившегося медведя. "Мягкое побеждает твердое, слабое побеждает сильное" - говорил Лао-Цзы, - так же и наше неотёсанное большое русское, всегда побеждает острое многоликое западное.
Война делает из обычных людей героев, она же оставляет обычных детей сиротами. В войне не может быть победителей, но её приход так же закономерен, как закономерно взросление человека. Истинно взрослый человек любит своего врага, т.к. видит в нём себя. (по сути и нет врагов). Поэтому истинная война идёт не в пыльных полях, но за человеческий выбор: полюбить и уменьшить зло (своё эго – природу теневого и лукавого), либо, прикрываясь любыми идейными лозунгами, породить его еще больше. Не смотря на это, рождённый воином – будет сражаться, крестьянин – работать в поле, истинно не рождённый же – молчаливо наблюдать.
Мир – зеркало весов. Он стремится к равновесию, поэтому тот, кто взял в руки меч с одной стороны, всегда погибает от меча с другой стороны – своего отражения. Тем временем, самый хитрый «враг» всегда держится очень близко, настолько близко, что смотрит нашими глазами, слушает нашими ушами, и говорит нашими же устами. Весь фокус заключается в том, что он смог нас убедить, что его нет, а все проблемы всегда в ком-то другом.
