Homo Maximus, Большой Человек – это фигура коллективного бессознательного, по отношению к которой человеческое, к области которого относится вся наша социальная, психическая, чувственная активность, вторично. Человеческое (люди) производно от Человека. Вся сфера нашей жизни – постольку, поскольку это - жизнь человеческая, восходит к - или коренится в – Большом Человеке, является его внешним, его периферией. Предельно периферийным случаем, своеобразным курьёзом, происходящим на периферии в ситуации отрыва от структурного содержания, забвения о нём, является случай человека минимального (homo minimus) – автономного субъекта социальных отношений, лишённого всякой внеиндивидуальной идентичности, служащего идеальной проекцией современного либерального общества. Автономия здесь означает несводимость психического целого или его элементов к какой бы то ни было над- или внеиндивидуальной инстанции, к более фундаментальной реальности. Таковой инстанцией, как уже было сказано, является Человек Максимальный, и во многом либеральная парадигма строится на отрицании этой инстанции. Подробнее об этом речь пойдёт ниже.

Как указал профессор Александр Дугин в своей лекции «Структурная социология русского народа», царь-богатырь Волотомон Волотомонович стиха о «Голубиной книге» является образцовым фольклорно-мифологическим олицетворением фигуры Русского Большого Человека. Имя этого мифического великана в названии данной речи неслучайно соседствует со словом «поиск». Homo Maximus – это то, в отношении чего необходимо предпринять поиски. Почему это так, нам уже должно быть ясно, исходя из сказанного прежде. Будучи обитателем бессознательного, принадлежа миру архетипов, Большой Человек находится вне сферы непосредственной или первично опосредованной данности.

Необходимое отступление на тему западно-европейского логоса (проблема метода)

Здесь важно отметить следующее – и это относится не только к данной теме, но и к структуралистской проблематике в целом: данность, о которой здесь зашла речь, конституирована западно-европейским логосом. Само представление, которое мы имеем о «человеческой дроби» как отношении сознания к бессознательному, имманентно нашему сознанию, то есть принадлежит к числителю дроби. То, что мы понимаем под проявленным, непроявленным и теми отношениями, в которых они состоят, мы понимаем, исходя из логоса – западно-европейского логоса.

Достаточно проиллюстрировать сказанное на следующем примере. Работая на семинарах по структуралистской проблематике и подбирая пары понятий, которые можно поставить друг к другу в отношении, соответствующем базовой модели «человеческой дроби», мы согласились в том, что та зависимость, в которой стоит числитель по отношению к знаменателю, может быть образно выражена в терминах порождения, испускания, произрастания. Базис, основа, непроявленная часть, порождающая реальность, структура может быть уподоблена почве, содержащей в себе потенциал для роста, цветения и плодоношения всего, что на поверхности этой почвы произрастает. Так вот, эта принятая нами картина целиком и полностью вписывается в канву западно-европейского логоса. Такое понимание, такой подход к интерпретации содержания и смысла «человеческой дроби» - на этом подробно останавливается Мартин Хайдеггер – доминировал в античной философской мысли на её раннем этапе - этапе первых мудрецов-философов, для которых важнейшей категорией являлась категория φυσις. «Фюсис», природа на данном этапе выступила в качестве того, с чем, по Хайдеггеру, ассоциировалось Бытие. Бытие как не сущая основа всего сущего представало в сознании первых досократиков как некая родящая природа - порядок и причина появления на свет.

Теперь прервём наше отступление и, не теряя далеко из виду этого очень важного соображения, приступим, наконец, к поискам, вооружившись понятием о консервативном усилии, в контексте которого глубина высказывания измеряется степенью содержащейся в нём рефлексии над его собственной языковой структурой, глубина и содержательность мысли измеряется степенью усердия, с которым эта мысль стремится прояснить свою непроясненную онтологическую основу.

Предлагаю следующий план поисков: мы предпримем их в нескольких направлениях или, лучше сказать, на нескольких уровнях. Мы постараемся с разных сторон зайти к Большому Человеку - с тем, чтобы в случае успеха получить более-менее целостное представление о том, откуда нам даются признаки его присутствия, и какие пути к нему могут вести.

Метафизика Большого Человека

Первым пунктом нашего плана будет рассмотрение проблематики Большого Человека с точки зрения традиции и традиционализма. Существует целый ряд традиционных представлений, суммированных и обобщённых в переложении исследователей, которые напрямую касаются Большого Человека.

Речь идёт о фигуре первопредка Пань-гу, как его называет китайская традиция, и его аналогах. Иудео-христианская традиция также содержит эту фигуру, однако, кажется, уже в менее очевидной для нас форме. Ведь когда мы сегодня говорим об Адаме как о первопредке человечества, у нас, как правило, включаются специфические, явно не способствующие нам в наших поисках ассоциации. Наша мысль получает определённую форму, связанную с современными представлениями о генезисе, генетике, биологическом воспроизведении. Не отдавая себе в этом специального отчёта, мы склоняемся к представлению о первопредке как о биологическом экземпляре, стоящем первым в ряду диахронически сменяющих друг друга представителей данного вида. Конечно же, традиционное представление о первопредке неизмеримо богаче. На самом деле Адам Кадмон каббалы – это совершенный человек, который заключает в себе всю полноту возможностей человеческой формы существования. Согласно Рене Генону (см. напр. «Заметки об инициации») инстанции первопредка человек достигает на первой ступени полноценной инициации. Это так называемые «малые мистерии», в результате которых инициируемый отождествляется с этим пра-человеком, сознание которого предшествует – принципиально (логически), а не диахронически – сознаниям всех людей, которые населяли, населяют, и которым предстоит населить мир.

Для более основательного уяснения ситуации с нашими биологизированными воззрениями на генезис, следует отметить, что в общем смысле та же участь постигла наше мышление и в области математических категорий. Давайте вспомним место из Стиха о Голубиной книге, где описывается возглавляемая Волотомоном Волотомоновичем процессия:

Сорок царей со царевичем,

Сорок королей с королевичем,

И сорок калик со каликою,

И могучи-сильные богатыри

Что нам говорит тот факт, что великан шествует впереди процессии, что мы знаем о номере первом, о единице? Если мы как следует задумаемся над этим, то будем вынуждены признать противоречивость и неполноту своих представлений. С одной стороны первый номер по порядку ассоциируется у нас с идеей главенства – таким образом в нас сказывается элемент традиционного представления о числе. С другой стороны, мы убеждены, что каждая позиция в числовом ряду представлена единицей, и весь ряд представляет собой множество совершенно одинаковых единиц – и здесь сказывается сугубо современный взгляд на природу числа. На самом деле, согласно традиционным представлениям (а адекватная интерпретация памятника традиционной культуры возможна только при условии применения к его анализу традиционных контекстов – в этом методологическое кредо современной исторической науки, особенно феноменологического направления), единица есть больше, чем число, поскольку она имплицитно содержит в себе всю полноту бесконечного числового ряда, то есть качественно, а не количественно, превосходит все числа даже в их совокупности. Это значит, что сколь бы велико ни было число сопровождающих великана персонажей, к его величине по большому счёту ничего не прибавится, потому что он уже как бы несёт в себе все эти богатырские рати. Ровно то же самое можно сказать и в отношении первого человека – праотца всех людей. Недаром, обосновывая идею первородного греха, христианские богословы говорят, что в Адаме каждый человек согрешил. Это утверждение справедливо постольку, поскольку нет ничего в человеческом, что бы находилось вне проблематики Большого Человека.

В индийской традиции речь идёт о великане Пуруше, который не отождествляется с первопринципом-абсолютом, но – по крайней мере, в более ранних ведических текстах – уже представляет собой некую креатуру, за которой стоят и над которой работают высшие силы. Тем не менее, это существо является прообразом всего проявленного мира, в частности – человечества. Из тела Пуруши были созданы все элементы мироздания и все формы жизни, но при этом особо оговаривается, что Пуруша является прообразом социальной реальности – кастовой системы.

С этого пункта мы перейдём на следующий уровень нашего рассмотрения, имеющий социологическую направленность.

Социология Большого Человека

Итак, я заговорил о кастах, но помимо кастовой системы можно вспомнить аналогичную в структурном отношении аграрно-сословную модель, вариантом которой является феодальная система средневековой Европы. Принцип сословной дифференциации можно определить как правовым образом закреплённую социальную стратификацию, производимую в соответствии с выполняемыми общественно-значимыми функциями. Как правило, выделяются три основных типа сословия: рабочий люд, военная аристократия и духовенство. Так вот, эти три сословия представляют в формализованном виде базовые позиции социальной стратификации, которые в той или иной форме, с той или иной степенью отчётливости присутствуют во всех хоть сколько-нибудь сложных обществах (об элементарных обществах мы скажем два слова ниже), что в свою очередь указывает на их принадлежность к системе неизменяемых структурных параметров социальной реальности. В более общем виде эти три базовых элемента определяются как: производители, политики и интеллектуальная элита. На неизменный характер базовой структуры социальной стратификации указывал ещё основатель социологии Огюст Конт, предложивший собственную классификационную модель, в рамках которой выделяются четыре общественных класса, иерархически соподчинённых, исходя из важности выполняемых ими функций.

Естественно, в каждом конкретном случае – будь то случай данного конкретного общества или исторического типа обществ (родовая община, феодализм, промышленный капитализм) или случай некоторой теоретической модели (государство Платона, «классовая» иерархия Огюста Конта) - могут иметь место какие-то поправки, допустим, на тип хозяйствования, когда те или иные навыки могут быть до такой степени востребованы обществом, что обладающая ими группа приобретает выделенный статус. Так, в условиях развития ремесленничества и городской культуры, а ещё позже – с развитием промышленного производства стало целесообразным выделять внутри класса производителей различные группы по принципу специализации. С развитием частного капитала параллельно с постепенной отменой сословного права возникает проблема с определением статуса крупных собственников, которые в некоторых типах обществ тяготеют к переходу с уровня производителей на уровень управляющего класса (что, в частности, явилось базовой идеей буржуазно-демократических революций в Европе). На счет этого неопределенного (нового!) статуса буржуазии интересно заметить, что на заре Нового времени таких вот оторвавшихся от общины «профессиональных» горожан, годных к работе по инструкции и обмену эквивалентами - называли «ублюдками».

Количество принимаемых в расчёт ступеней социальной стратификации может варьироваться также в зависимости от того, где мы проводим границу социума. Это – к вопросу о чандалах: рассматриваются они в качестве элемента социальной структуры или нет. Если да, то это будет, условно говоря, ещё одна дополнительная каста. Хотя по существу чандалы с точки зрения социальной онтологии представляют собой такое сущее, которое не имеет доли в бытии. Ведь чандалы, согласно мифу, возникли не из тела Пуруши, как остальные касты, но из пыли на его стопах. Здесь подчёркивается не просто периферийный, но уже ультрамаргинальный характер этой группы. Нам ещё предстоит поговорить о homo minimus’е – и, забегая вперёд, можно сказать, что человек минимальный – это своего рода современный аналог чандалы. Отметив это, двинемся дальше.

Итак, Большой Человек в социуме. Напомню, что Александр Дугин вслед за пионерами структурной социологии отмечает гомологию или симметрию, существующую между социальным планом и планом коллективного бессознательного. «Я», человеческий субъект, согласно этой модели, есть граница, поверх которой находятся социальные структуры, и в эту сферу он обращён одним своим анфасом, выступая здесь в качестве социальной персоны, в качестве личности. Другим своим анфасом человек обращён вглубь сферы архетипов, где он выступает в качестве локального интерфейса сопряжения многообразных стихий бессознательного. Таким образом, когда мы говорим о социальности и социальном измерении нашей проблематики, мы в первую очередь имеем в виду верхний этаж конструкции. При этом, однако, не следует забывать о существовании означенной симметрии и о том, что формы коллективной субъектности, о которых пойдёт речь, подразумевают свои корреляты в нижнем мире.

Прозвучало словосочетание «коллективная субъектность». Это важно, поскольку все формы коллективной субъектности так или иначе имеют отношение к предмету нашего разыскания. Функциональная стратификация общества может быть рассмотрена нами как форма структуризации коллективной субъектности. Говоря о кастах, я упомянул о том, что прообразом всех каст является единый Человек. Таким образом, представители различных каст олицетворяют различные качества или функции единого Человека. Соответственно, на основании качеств и функций, выделяемых нами в представителях кастовых групп, мы можем попытаться реконструировать прообраз. В ведическом гимне говорится о том, что из ног Пуруши были сотворены шудры, из бёдер – вайшьи, из рук его – кшатрии, изо рта – брахманы. Мы видим, что различие природ представителей этих каст соответствует различию антропологических функций: интеллектуальной, производительной и так далее.

Средневековое общество с тем же основанием мыслится как единый организм, как система, высоко интегрированная постольку, поскольку она представляет собой форму коллективной идентичности, осознаваемую и переживаемую представителями этого общества как идентичность единого субъекта.

Напомню, что Платон в диалоге «Государство» переходит с фигуры человека на фигуру государства, не сомневаясь в их гомологии, - он лишь полагал, что устройство сходного легче будет рассмотреть в крупном масштабе.

Напрямую и непосредственно это соображение касается всех традиционных обществ. В контексте отечественной мысли данная идея была сформулирована как раз в тот период, когда традиционный уклад подвергся наиболее решительному воздействию модернистических тенденций. В наиболее явном виде она была воплощена в концепции соборной личности. 

Продолжение