Создание государства Украина, стало в свое время поворотным пунктом в геополитической истории всего евразийского пространства. Этот очевидный факт был признан не только учеными, занимающимися изучением международных отношений, но и теми, кто в силу своего высокого положения в государственной иерархии напрямую участвует в формировании и изменении текущей геополитической реальности. Высказывание Владимира Путина о распаде Советского Союза как о величайшей геополитической катастрофе двадцатого века раскрывают и отношение к созданию независимого украинского государства, отношение органичное для России как целостного субъекта отношений между государствами по поводу власти и распределения мирового могущества, но совсем уж «неполиткорректное» в эпоху, когда в ценностях «нового мирового порядка» не принято сомневаться. Утверждение незыблемости того, что возникло на совсем уж шатких основаниях, всегда будет лишь формулой любезности, знаком хорошего тона, дипломатическим реверансом, до тех пор пока существуют государства, руководствующиеся в своих отношениях соображениями национального интереса и Realpolotik. В случае с Украиной, эта шаткая база независимой государственности видна невооруженным глазом. Швы идеологии официального украинства, оказались не в состоянии скрепить, распадающееся на глазах тело украинской государственности, идеология украинского национализма, в которой важное место уделялось органичности и естественности, вынуждена была скреплять тело геополитического Франкенштейна, слепленного из разнородных кусков. Собственно под это она затачивалась последние несколько десятков лет, когда по выражению героя культовой советской шпионской саги вся «независимая Украина» умешалась в Мюнхене, где деятели национального движения честно отрабатывали деньги своих западных хозяев.
Тем не менее, та плачевная ситуация, в которой находится эта страна, ситуация, которая грозит распадом и дестабилизацией на гигантском пространстве, отделяющем Россию от Европы стала именно результатом геополитической несостоятельности Украины, как единого целого, обусловленной идеологической несостоятельностью государственной идеологии, которая в разной степени в разное время представляла собой вариации на тему классического украинского национализма, стыдливо прикрытого фиговым листком либеральной демократии. Базовый тезис о украинской соборной самостийной державе, оказался мертворожденным, так как никак не вязался со сложной реальностью постсоветской Украины, радикально противореча идеям пролетарского интернационализма, и общерусского патриотизма, к которым население всей страны привыкло за долгие годы.
Украинский национализм, в радикальных ли своих аспектах, или в вполне благообразных проявлениях оказался не способен выполнять роль общегосударственной идеологии, по прежнему оставаясь по сути провинциальным политическим течением, имеющим крепкую базу сторонников, преимущественно в одном регионе страны или довольно узких социальных группах. Генезис его, как провинциального же течения мысли, возникшего в среде галицкой интеллигенции, возникшего под влиянием нескольких столь же провинциальных самостийников из Малороссии, и существовавшего в качестве противовеса модному тогда, по всей Червонной Руси «русофильству», также говорит не лучшим образом о его объединительных тенденциях. С самого начала он выступал в качестве идеологии раскола.
В конце 19, начале 20 века «украинофильство» активно использовалось политической полицией Австро-Венгрии для подрыва русинского национально-освободительного движения ( русинами тогда себя называли не только коренные жители Закарпатья, но и галичане), которое в русле панславистских настроений, характерных для славянских национальных движений дунайской монархии ориентировалась на восточного соседа, Россию. Эта ориентация дорого стоила русофилам в начале первой мировой войны, когда большинство их было уничтожено в концлагерях Талергоф и Терезин. Зато вполне хорошо себя чувствовали украинофилы, бодро расправлявшиеся со своими политическими единомышленниками под чутким австрийским руководством.
Глубоко укорененный провинциализм, узость мышления свойственные украинофильскому направлению до поры до времени видны не было. Как оппозиционному регионалистскому движению – ему не было цены, именно поэтому враги России, австрийцы или даже поляки всячески способствовали его взращиванию, последним, впрочем потом пришлось горько об этом пожалеть. Определенной притягательности добавили романтическо-революционные пассажи и элементы консервативно-революционных идей, которые и по сей день притягивают молодежь. В 20-30-е годы этими идеями бурлила вся Европа. Однако за всеми бравыми утверждениями о воле, нации, традиции, третьем пути, не либерально-капиталистическом и не марксистко-коммунистическом , за утверждениями о органичности государства стояли четкие этно-социальные реальности, это были доктрины рожденные в национальных государствах послевоенной Европы, имевшие четкую опору, представление о народе и развитое национальное самосознание, в этом народе укорененное. У француза не возникало сомнения, что он не француз, а скажем немец, наличие такого сомнения или разногласий между представителями одной и той же гражданской нации ни к чему хорошему не приводило, а этнонационалистические движения, как особо опасные самим обществом как правило изолировались.
Сколько бы не тужились теоретики типа Донцова порвать с ненавистным им провинциализмом, чем более жесткие антипровинциалисткие тирады они выдавали, тем уже становилось поле их политической деятельности, тем сильнее закреплялся провинциализм, со всеми его комплексами, обидой на центр, стремлением к самоизоляции. В этих условиях элитарные идеи консервативной революции превращались в маргинальные фантазии местечковых националистов что только способствовало откалыванию национально-свидомых от основной массы населения Украины.
Евангельская истина, о том, что бисера перед свиньями метать не стоит, получила еще одну наглядную иллюстрацию. Консервативная революция, проявившая себя в Европе и русской эмиграции как свободное движение духа и интеллекта, основанное на осознании самодостаточности собственного народа, цивилизации, понимании его исторической судьбы, обращение к духу народа, к высшим примерам аскезы и служения, долга и правды могла развиваться только среди людей не отягощенных тяжелыми психическими комплексами. В противном случае, консервативно-революционные идеи, чаще всего заимствованные, превращались в свою полную противоположность, выступая в качестве не содержания, а формы, служа оболочкой болезненной и разрушительной нигилистической устремленности. Наиболее яркими примерами такого рода являются гитлеровский национал-социализм и украинский национализм.
Украинцем по происхождению был основатель евразийства Петр Николаевич Савицкий, разработчик одной из наиболее тонких и органичных для России идеологических систем, где упор ставился на имперское братство народов, конструктивное взаимодействие этносов, а уже упоминавшийся здесь Дмитрий Донцов был по происхождению русским, что не помешало ему стать теоретиком радикального украинства, проповедником и апологетом межнациональной розни. Украинство - скорее не идеология, а маниакальное нигилистическое стремление, антисистема по Гумилеву, направленная против самой жизни, построения которой нацелены только на разделение и уничтожение. Не удивительно, что после исчезновения Союза, оно максимально вложилось в дезинтеграционные процессы уже на территории Российской Федерации, отсюда помощь украинских националистов чеченским сепаратистам, многочисленные попытки распространения своей идеологии на Юге России. Запертая только внутри Украины, эта идеология уничтожения грозит уничтожить само государство, о строительстве которого она постоянно заявляет.
«Тысячелетний рейх» просуществовал 12 лет, несмотря на свою чудовищность явив миру потрясающий пример национальной мобилизации, но так же быстро и сгорел. Украина в нынешнем состоянии существует 22 года, но ни о какой мобилизации не может быть и речи. Легшие в основание государства идеи его и подрывают, между Россией и Европой разверзлась зловонная дыра. Западные кукловоды могут удовлетворенно потирать руки, желаемый геополитический эффект достигнут.
Украина стала абортивным плодом русского сознания, русских, которые отказавшись от общерусской элитарной культуры не могли не прийти именно к такому эффекту. Чем выше интеллектуальный накал, тем безжизненее идея. Она вызывающе противоречит органической реальности, опираясь лишь на голый волюнтаризм. Это средство, которое может взорвать здание, но никогда не станет скрепляющим строительным раствором.
Чем интересен украинский пример? Он говорит о опасности именно такого нигилистического мировоззрения, к сожалению характерного и для части тех, кто называет себя русскими националистами. Противопоставление России и Святой Руси, вымышленных русских республик, болезненное отделение русских даже от наиболее близких к ним исторически и культурно этносов, маниакальное противопоставление самих себя, как настоящей нации остальному населению (что ранее характерно было именно для украинского национализма) – ведут лишь к разрушению государства. Наиболее продвинутые представители такой среды уже поняли это и ударились в национал-анархизм, провозгласив борьбу против государственной системы как таковой своим кредо. Остальные предпочитают не замечать и этого.
Вирус «украинства», как одно из воплощений русского нигилизма, способен, по видимому, воспроизводиться на различных уровнях нашей социальной реальности. Это болезнь, эксплуатирующая, прежде всего энергию молодости, направляя ее в антисистемное русло, а по сути ломая жизнь наиболее активным представителям нации. Это русская болезнь, темная жажда самоуничтожения, вирус смерти. Одно государство он уже привел к пропасти, предварительно оторвав от матери-России, будем надеяться, что украинский пример послужит хорошим уроком всем, кто раньше закрывал глаза на существование вируса украинства в России.
